Ведьма

По подолу стелился ряд из рун на древнем, знаки причудливо переплетались между собой и рвано поднимались по юбке вверх. Она создавала что-то новое и Фелисия это остро чувствовала. Что-то новое для себя. Мурлыкая под нос незамысловатую песенку то на родном, то на языке духов, дело шло быстро и уверенно — наконец, на задней стороне платья по спине, чётко по середине, поднялся завершающий узор, перекинулся на оборку плечей. По нормам людей платье было скорее нижней одеждой, чем тем, в чём можно выйти на улицу, но рыжую это не заботило — таково было её одеяние, такого было требование духов. Раньше, судя по словам некоторых, пар венчали нагими, тут же в лесу, засвидетельствовав акт соития, но времена прошли и канули в лету.

Когда в назначенный день Фел вышла из дома, Дэниала уже не было. Жених ушёл в лес раньше, ещё пока сумерки не опустились на землю, а ей сейчас предстояло идти одной. Под руку было вести некому — Йонеран так и не появился, видно, всё ещё держал обиду и весьма сильную, раз даже на такое событие не вышел из своего укрытия. Но времени на печали не было. Тряхнув рыжей копной, девушка, приподняв подол, двинулась уже знакомой дорогой в лес.

Глава 39

… И духи склонялись, расступаясь перед своей Хозяйкой. Приклоняя голову, не смея поднять взора на девушку. Босые ноги обжигал ещё лежащий местами снег, но разве помехой это служило? Фелисия шла гордо, унимала трепет предвкушения в груди и была безмерно счастлива.

И если цена любви – боль, то вы должны быть готовы жертвовать.

И она жертвовала. Всю жизнь — начиная с самого, не совсем радужного и счастливого детства, и заканчивая настоящим. В памяти проносились уже смазанные силуэты оставшихся позади людей, утонувших во времени и других Судьбах. Забранные смертью или же волей случаях. Вспоминалась раздирающая изнутри боль и отчаяние, что порой преследовала её по пятам. В сгущающихся сумерках ей мерещился мальчик Пол, опять уронивший свою шляпку, бездомные дети, о чём-то спорящие и с задором пихающие друг друга в шуточной потасовке. Слышался топот сильных волчьих лап, громом разносящийся в тишине и вой, пронизывающий самые дальние уголки души. Потом стук палки оземь и ворчащий голос, наставляющий и суровый, в котором неизменно ощущалось тепло. И оно грело. Гнало прохладу весны прочь, уступая место теплому ветру, что то и дело приподнимал лёгкие локоны огненных волос. Она видела, ей казалось, тёмный силуэт меж деревьев с широким мечом на перевес. Силуэт ей улыбался и махал рукой, растворяясь. Даже где-то, кажется, вспыхнуло и тут же погасло пламя, потянулась песня — печальная и безмерно красивая.

Горечь же стремительно таяла в воздухе, с лёгкой и застенчивой улыбкой, глядя на неё из-под пушистых белых ресниц и её волосы цвета ранней пшеницы больше не разлетались в вольном танце. Горечь уходила, принимая сегодня свое поражение, но вот только надолго ли?

Рядом семенила Тайвынь, то и дело оглядываясь. Реальной была из всех этих смутных образов только она. Единственная, кто был согласен оставаться с ней до самого конца.

Он ждал её там, где совсем недавно соединяла души сама Фелисия. Чёрные волосы убраны в высокий хвост, но даже в таком положении доставали едва ли не до поясницы. Если бы зрачок тёмных глаз хоть немного отличался от радужки, то девушка увидела бы, как тот расширился. А, впрочем, посмотреть был на что.

Ткань идеально ложилась по точёной фигуре, обхватывая тонкую талию. Без корсетной поддержки, поднималось вверх, оголяло часть декольте — не особо большого, но все равно внушительного для некоторых девушек. Открывало часть плечей, выпирающие ключицы, на которых лежали несколько прядей слабо вьющихся локонов. И пусть он видел столько раз Фел совершенно нагой, то сейчас, в этом подвенечном одеянии, она казалась ему ещё краше, чем даже без него.

Леший стоял тут же. Вместо кожи — кора, поросшая мхом. Глаза неопределённого цвета почти спрятаны за трещинами. Он был несколько горбат, руки плетьми висели вдоль тела и никаких приспособлений не было: духам не требуются предметы, хватит либо только слова. Едва только девушка подошла ближе, он легко склонился и тут же выпрямился. Тайвынь отбежала в сторону, к другим духам, что завороженно наблюдали за происходящим.

Фелисия остановилась напротив своего избранника, стараясь казаться отстранённой, но всё равно сверкающие глаза выдавали её с головой. Тяжёлое дыхание никак было не унять, как и волнение, как и трепет, что бился в груди птицей и желал вырваться наружу.

— Вы пришли ко мне детьми, — проскрипел Леший. — Сейчас же вновь стоите передо мной взрослым юношей и девой. Я видел, как вы росли. Видел ваши страхи, видел вашу жизнь и проживал её с вами бок о бок.

Неясное чувство заполнило всё вокруг. Голос старца не был зычным и звонким, как её. Не полыхал огонь, озаряя светом все вокруг.

— И если нет здесь никого, кто хотел бы помешать вашему браку лишь с добрыми помыслами, то вы должны принять клятвы.