Ведьма

Фелисия только сдавленно кивнула и в следующее мгновение громко хлопнула дверью, бросаясь прочь от дома — в лес. Бежала, пока хватало дыхания, а когда оно совсем сбилось, рухнула на колени возле дерева, согнувшись. Губы кривились, хотелось рыдать. Нестерпимая боль заполнила всё сознание и она, прижав руки к груди, разрыдалась. Вспыхивала то любовь, то чувство, граничащее с ненавистью — уж лучше злиться, как на отца тогда, чем забивать это, распихивать по углам и кусать губы, искать оправдания, мечась от полного осознания того, что не будет ей в жизни счастья. Никогда не будет. Потому что если не с ним — то не с кем.

— Женщины, — сплюнул Йонеран, протяжно вздыхая. — Лишь бы найти повод, а потом винить всех на свете. Слава Бездне, что я этого избежал.

Фел шмыгнула носом, заламывая руки. Сейчас ей было снова немного страшно. Она понимала, что брат мог сказать всё это с горяча, как и в большинстве их ссор, но мог говорить и серьёзно. На зло он делать не будет. Тем более, примерно с конца лета Алан ходил с заплывшим глазом и синяком под ним — если сложить это, то можно вывести довольно забавное заключение. Ведьма улыбнулась.

— Дура ты, Фелисия, — хмыкнул некромант, снисходительно глядя на свою подопечную. - Ду - ра.

Он снова завёл шарманку о глупости женщин и о том, что считал рыжую умнее, что она выше всего этого. А сейчас получил смертельное разочарование. Пристыженная девушка краснела, отводила взгляд и периодически сглатывала противный ком в горле — ту самую острую кость. Она никак не могла понять, что с ней не так. Почему так несправедливо — заглядывается много кто, Фел знала, что многие боролись с чувством страха перед тем, что она травница, — не приведи Господь ведьма! — и желали видеть её в своём доме в роли жены. Но вряд ли они знали, что каждое сватовство обречено на провал. Было, до этого утра. Фелисия бы не согласилась ни за что ни на одну их предложенных сомнительных кандидатур в женихи. Да лучше она останется по гроб в девках, чем быть женой любому из них.

— А вообще, — внезапно прекратил ругаться Йонеран, потрепал ведьму по голову и оскалился: вполне бы сошло за улыбку. — Не бойся. Я тебе, считай, отец — моё слово главнее. А я тебя за простого деревенского увальня не отдам, еще чего.

И колдун снова принялся ругаться, теперь уже о людях в целом, о том, как они беспомощны и глупы: им открыты все дороги, а они ничего не видят перед собственным носом. А те двери, которые могут им открыть дорогу в удивительный мир, уничтожают, сжигая на кострах и до смерти забивая в пыточных. Магии на всех не хватит, разумеется, её и без того мало, но всё было бы гораздо проще и понятнее. Впрочем и тут он находил изъян: люди слишком властолюбивы и неизменно появление колдовства в свободной форме скажется и на управлении мира.

— Ишь, как заливает, — недовольно повела хвостами Тайвынь. — А сам-то чем отличается от этих людей? Так же хочет власти, силы... Тьфу.

Фелисия улыбалась — слабо и измученно. Страх схлынул, оставив место горечи. Йонеран вступится за неё, не даст брату самовольничать, но... если он и правда приведёт в дом женщину, ей там места уже не будет. И нужно будет уйти, а куда — не понятно. Идти было некуда, только сюда, к учителю — строить такую же лачугу, спать на еловых лапах, на которых накинуты шкуры, стучать зубами от холода зимами и наверняка постоянно болеть: на кашель мог пробить любой сквозняк. Но ужаса это не вызывало, только обиду и тоску, граничащую с сожалением. Она не хотела никому его отдавать, а пробовать приворожить — запрет. Ведьма перестанет себя уважать, к тому же будет понимать, что любовь эта хлипка и фальшива. Если получится. А если нет и Дэн снимет это со своей защиты — быть беде.

— Спасибо, —она прерывисто вздохнула, положив голову ему на плечо и устремила печальный взгляд в костёр. — Спасибо, пап.

Такое странно - знакомое, но при этом безнадёжно забытое слово. Её отец не был им, пожалуй. Её отец предал, позволив жене выставить маленькую девочку за порог навсегда. Конечно, они поплатились. Фелисия отказывалась верить, что пожар был самый обыкновенный, а не делом рук матушки или Дэниала. Йонерана называть так она почему-то жутко стеснялась, пряча смущение, хоть и воспринимала мужчину именно так. Возможно, ему больше шло "отец", а не более мягкое "папа", но всё же иногда ей хотелось назвать его именно так. Почувствовать это тепло, которое вязким мёдом разливается по телу и греет душу.

— Да не за что, — пробормотал Йонеран, тяжело вздохнув. Потом на секунду о чем-то задумался и добро усмехнулся, - Дочь.