Ведьма

Она просидели так ещё какое-то время. Сентиментальность ситуации быстро схлынула, колдун вновь превратился в строгого учителя. Продолжил отчитывать её за несобранность, что душевные терзания не должны быть помехой — при серьёзной угрозе это может стоить и жизни, либо же тяжёлой раны. Весь оставшийся день он потратил на объяснение разных практик и теорий, каких-то историй, но в конце-концов, когда солнце только начало клониться в закат, махнул рукой: половина знаний утекала мимо, Фелисия так и не сосредоточилась, то и дело грустнела и сгоняла тоску лишь после окриков некроманта.

Пришлось идти домой, с тяжелым сердцем и неприятным камнем голода в желудке — за день она так и не поела, хотя Йонеран чуть ли не силой пытался влить в неё хотя бы простой отвар для поддержания силы. Еда — своеобразная энергия, без неё не будет сил не физических, не ментальных.

Жилище было пропитано аурой тревожности и злости. Фел обнаружила брата на столом, рядом стояла полупустая бутылка вина — девушка фыркнула, демонстративно проследовав в спальную комнату. Закрыла дверь, забралась на кровать и накрылась пробившимися недавно крыльями, затихнув. Слабые, полупрозрачные, они не дарили ничего, кроме слабого ощущения защищённости и уюта.

Глава 22

— Дуешься?

Он пришёл полчаса назад. Сначала молча сидел на краю кровати, сцепив руки в замок, шумно дышал. Фелисия не реагировала, хмурилась. Ей очень хотелось сейчас просто заснуть, что бы забыться, но не выходило. Она только проваливалась на Изнанку, бессильно оглядывалась и возвращалась обратно в тело.

— Фел?

Голос у него был хрипловатым, тихим и немного отчаянным. Фелисия дулась за то, что он так легко сказал те слова. Обижалась, что он говорил с совершенно серьёзным, хоть и злым видом. И злилась на саму себя за то, что чувствовала и ничего, ровным счётом, не могла с этим поделать.

— Прости. Я перегнул.

Она было слегла дернулась, открыла рот, что бы ответить, но тут же неловко закрыла — отвечать было нечего. Тем более, что ведьма постепенно убеждала себя — в нём говорит вино. На самом деле он не хочет извиняться, просто захмелел. Легко, потому что колдун никогда не напивался до потери сознания и пошатывающегося тела, которые частенько выходили, или вылетали, из местной таверны.

— Я не буду отдавать тебя Алану.

Шевельнувшееся было облегчение, радость и желание выбраться из под защиты крыла было загнанно назад тем же убеждением про вино. Фелисия вся сжалась, разве что зубами не скрипнула. Какая разница? Всё равно он её не любит, так что ей его извинения? Сказанного не воротишь. И к своему полному отчаянию рыжая понимала, что Дэн привык держать своё слово.

— Да и вряд ли мне кто-то понравится из деревни. Пустые головы — даже не поговорить толком.

Если не в этой деревне, но почему не в другой? Тем не менее ведьма заглушила внутренний, полный яда, голос и приподнялась, неуверенно выглядывая из-за пернатого отростка. Брат так же сидел неподвижно, в темноте слабо можно было различить очертания широкой спины.

— Тем более, — разбивалось на осколки отчаяние, — Тот, кто должен был быть с тобой заперт, выпустить я его не могу. Так что судьба нам с тобой быт несчастными.

Девушка закусила губу. Хотелось сказать, крикнуть, выпалить, но она молчала, снова пряча любовь в себе. Тайвынь фыркала, ехидно улыбалась: рыжая давно умела различить оскал и странную, порой кажущуюся жутковатой, улыбку. Иногда лиса принимала и человеческий облик.

— Прости, — тихо сказала Фел. — Что так поступала с девушками. Не знаю, что на меня нашло.

 —Влюбленный идиотизм, наверное?

— Молчи в тряпочку.

— Нет, не буду молчать, — упёрлась лисица, обвив лапки хвостом, — Скажи ты уже, Фелисия, прошу тебя. Всё равно лучше, чем мучаться вот так вот.

— Тебя не касается. Сама разберусь.

Но голос разума в этом всем неизменно чувствовался. Ведьма снова судорожно заметалась в выборе. В конце концов этим признанием могла обрушиться многолетняя дружба и любовь, но иного рода. Она знает — брат будет чувствовать сожаление, будет извиняться и терпеть это ещё хуже, чем оставаться просто безответно влюбленной.

— Просто больше так не делай, — он обернулся. — Они не виноваты в своих желаниях.

Желания. Хотя, скорее грехи. Фелисия медленно поплыла, глядя в чёрные глаза. Хотя, она сама сплошной грех, так что ей сделается от одной или нескольких непотребных, даже грязных мыслей?

— Хорошо, — она кивнула, потом отвела взгляд, — Дэн, я...

— И не смей опять извинятся, — добавил парень, внезапно оказавшись рядом, в глазах плясали озорные огоньки. Она невольно попыталась отодвинуться, дыхание перехватило — слишком близко. И когда слабая надежда только начала зарождаться, Дэн внезапно легко, тихо и непринуждённо рассмеялся. Ведьма едва нашла в себе сил, что бы не разреветься прямо у него на глазах, закрыв лицо руками.