Век Просвещения

Всех соберем, никто не укроется, и запись проведем наивернейшую, потом не отопрешься. Как на суде монаршем, точнее, на следствии – только что без известных орудий. Пожалте, господа всезнайки, расплетите языки и извольте говорить прямо и с надлежащей артикуляцией!

140. Окончательный ответ (продолжение третьей тетради)

Лицо председателя высокой комиссии показалось мне до странности знакомым. Крупная нижняя челюсть, распахнутые глаза, мощный нос, породистый рот, гордая осанка, распирающие мундир плечи, но при этом какая-то необычная ущербность взгляда или, может быть, жеста. Впрочем, она вовсе не отражалась на интеллекте одного из хранителей имперского трона и проявляла себя разве что в излишней нервности движений. Человек неопытный ничего бы не заметил, но я сразу обратил внимание на постоянное шевеление пальцев его десницы, особенно мизинца и безымянного, а также на вертевшийся вокруг правого виска указательный. Иногда палец опускался в ушную раковину и что-то там упорно искал. Держу пари, что высокий председатель, хоть и не качал ногой, но наверняка выводил ею под столом некоторый замысловатый узор. Что гнело этого человека? В чем он мог быть не уверен – ведь не в себе же?

Как будто мои мысли нуждались в подтверждении, он тут же начал заседание, огласив ясно продуманную повестку дня. Без вступительных слов и упования на волю Всевышнего. И сразу возложил на нас тяжелое бремя, почти что ответственность за происходящее, твердо сказав, что именно раздоры среди господ медиков были одною из главнейших причин распространения эпидемии по городу. Положа руку на сердце, он не был совсем неправ, но все-таки, не было ли это немного несправедливо, особенно по отношению к тем, кто не мог, и уже никогда не смог бы ему ответить? Ведь столько раз за время мора мы взлетали, несомые очевидной надеждой, дабы немедля ухнуть в очередную пропасть. Не потому ли в наших действиях не было слаженности и – да, определенной жесткости – лучшего слова мне не найти. В таких ситуациях, рискну я теперь сказать, продуманная жесткость просто необходима. Но она может принести пользу и, что не менее важно, восприняться народом как должное только при условии откровенности властей, сколько бы болезненными ни были их действия.

Итак, нам надлежало немедля дать согласованный ответ на ряд вопросов. Для ясности их зачитали дважды. Во-первых, следовало определить название моровой язвы, иначе говоря, назвать слово, которое давно висело у всех на языке, но до сих пор ни разу не было явственно и утвердительно произнесено в высоком собрании. Во-вторых, дать решительное суждение о пользе карантинов и о том, кого туда потребно помещать и под каким видом. В-третьих, высказаться о путях заражения: идет ли оно благодаря миазмам, посредством воздуха или для возбуждения недуга необходимо прикосновение к больному или предметам его обихода? И последнее: есть ли какие способы излечения или хотя бы воздействия на болезнь?

Легко заметить, что вопросы эти – не одного ряда, что одновременно делало нашу задачу и легче, и труднее. Наименование «чума» было уже несчетно говорено в кулуарах этого здания и за его пределами и особой сложности не несло. Разве что нас мог настигнуть державный гнев за ошибку, нынешнюю ли, давешнюю, особенно если дела примут дурной оборот. Тогда мы могли бы поплатиться за теперешнюю ретивость или прошлую неуверенность. Но все же констатирую: страх в зале заседаний отсутствовал или, по крайней мере, был нами согласно приглушен.

Вопрос об излечении мы, конечно, обошли, но, словно по обоюдному сговору, это умолчание нам было позволено. А в остальном повторили сказанное ранее: язва передается путем прикосновения к больному или его вещам, поэтому изоляция всех пациентов строго показана с санитарной точки зрения, а карантины необходимы. Заразные же помещения необходимо сначала окуривать, а потом проветривать. Здесь мы долго спорили, в каком порядке совершать эти действия, пока не пришли к очевидному: ведь после окуривания все равно придется проветривать. Усилия, которые столько образованных людей затратили для составления небольшого документа, с содержанием которого все они были согласны почти с самого начала, еще раз свидетельствуют о том, до какой степени мы устали.

141. Выводы

Написали, господа доктора, написали, все верно, а ничего нового. Мы ж до единой строчки оные советы знали, мы ж даже их соблюдали по мере сил. И что? Был ли толк от карантинов-то энтих или только народное озлобление? И мрут, мрут-то по-прежнему, по шесть, а то и семь сотен в день, обезлюдеет город скоро, одни солдаты останутся, и врачи, да еще заключенные.