Вехи

фанатизм,   монашеская   нелюдимость   и   ненависть   к   миру   несовместимы   с   реальным

общественным творчеством. Это – одна сторона дела, которая до некоторой степени уже

сознана и учтена общественным мнением. Другая, по существу более важная, сторона еще

доселе не оценена в должной мере. Это – противоречие между морализмом и нигилизмом,

между общеобязательным, религиозно-абсолютным характером интеллигентской веры и

нигилистически-беспринципным ее содержанием. Ибо это противоречие имеет отнюдь не

одно лишь теоретическое или отвлеченное значение, а приносит реальные и жизненно-

гибельные   плоды.   Непризнание   абсолютных   и   действительно   общеобязательных

ценностей,   культ   материальной   пользы   большинства   обосновывают   примат   силы   над

правом, догмат о верховенстве классовой борьбы и «классового интереса пролетариата»,

что на практике тождественно с идолопоклонническим обоготворением интересов партии;

отсюда – та беспринципная, «готтентотская» мораль, которая оценивает дела и мысли не

объективно и по существу, а с точки зрения их партийной пользы или партийного вреда;

отсюда   –   чудовищная,   морально   недопустимая   непоследовательность   в   отношении   к

террору правому и левому, к погромам черным и красным и вообще не только отсутствие,

но   и   принципиальное   отрицание   справедливого,   объективного   отношения   к

противник

у39[

2]. Но этого мало. Как только ряды партии расстроились, частью неудачами,

частью   притоком   многочисленных,   менее   дисциплинированных   и   более   первобытно

мыслящих членов, та же беспринципность привела к тому, что нигилизм  классовый и

партийный сменился нигилизмом личным или, попросту, хулиганским насильничеством.

Самый   трагический   и   с   внешней   стороны   неожиданный   факт   культурной   истории

последних   лет   –   то   обстоятельство,   что   субъективно   .чистые,   бескорыстные   и

39[2]  С  замечательной   проницательностью эта  беспринципность  русской   интеллигенции   была  уже

давно подмечена покойным А.И.Эртелем и высказана в одном, недавно опубликованном, частном письме от

1892   г.   «Всякий   протест,   если   он   претендует   на   плодотворность,   должен   вытекать...   из   философски-

религиозных убеждений самого протестующего. Большей частью наши протестанты сами не отдают себе

отчета, почему их возмущает произвол, насилие, бесцеремонност власти, потому что, возмущаясь этим в

данном случае, они этим же самым восторгаются в другом случае, лишь бы вместо Победоносцева был

подставлен Гамбетта или кто-нибудь в таком же роде... Основной рычаг лющественного поведения должен

быть   установлен   без   всякого   отношения   к   «злобе   дня»,-   он   должен   определяться   не   статистикой,   не

положением   крестьянского   быта,   не   теми   или   иными   дефектами   государственного   хозяйства   и   вообще

политике, но философски-религиозным пониманием своего личного назначения». «Письма А.И.Эртеля», М.,

1909, стр 294-5.

самоотверженные   служители   социальной   веры   оказались   не   только   в   партийном

соседстве, но и в духовном родстве с грабителями, корыстными убийцами, хулиганами и

разнузданными   любителями   полового   разврата,   –   этот   факт   все   же   с   логической

последовательностью обусловлен самым содержанием интеллигентской веры, именно ее

нигилизмом;   и   это   необходимо   признать   открыто,   без   злорадства,   но   с   глубочайшей

скорбью.   Самое   ужасное   в   этом   факте   именно   в   том   и   состоит,   что   нигилизм

интеллигентской веры как бы сам невольно санкционирует преступность и хулиганство и

дает им возможность рядиться в мантию идейности и прогрессивности.

Такие факты, как, с одной стороны, полное бесплодие и бессилие интеллигентского

сознания в его соприкосновении с реальными силами жизни и, с другой – практически

обнаружившаяся   нравственная   гнилость   некоторых   его   корней,   не   могут   пройти

бесследно. И действительно, мы присутствуем при развале и разложении традиционного

интеллигентского духа; законченный и целостный, несмотря на все свои противоречия,

моральный тип русского интеллигента, как мы старались изобразить его выше, начинает

исчезать на наших глазах и существует скорее лишь идеально, как славное воспоминание

прошлого; фактически, он уже утерял прежнюю неограниченную полноту своей власти

над   умами   и   лишь   редко   воплощается   в   чистом   виде   среди   подрастающего   ныне

поколения. В настоящее время все перепуталось; социал-демократы разговаривают о Боге,

занимаются   эстетикой,   братаются   с   «мистическими   анархистами»,   теряют   веру   в

материализм   и  примиряют   Маркса   с  Махом  и  Ницше;  в  лице  синдикализма   начинает

приобретать популярность своеобразный мистический социализм; «классовые интересы»

каким-то   образом   сочетаются   с   «проблемой   пола»   и   декадентской   поэзией,   и   лишь

немногие   старые   представители   классического   народничества   70-х   годов,   уныло   и