Вехи

бесплодно бродят среди этого нестройнoт уроков жизни, в тайной надежде на новый-пecии. Это давно желанное и радостное возрождение,трoт уроков жизни, в тайной надежде на новыйгoт уроков жизни, в тайной надежде на новый смешения языков и вер как последние

экземпляры некогда могучего, но уже непроизводительного и вымирающего культурного

типа. Этому кризису старого интеллигентского сознания нечего удивляться, и еще менее

есть основание скорбеть о нем; напротив, надо удивляться тому, что он протекает как-то

тишком   медленно   и   бессознательно,   скорее   в   форме   непроизвольной   органической

болезни, чем в виде созна-тельной культурно-философской перестройки; и есть причины

жалеть,   что,   несмотря   на   успехи   в   разложений   старой   веры,   новые   идеи   и   идеалы

намечаются слишком слабо и смутно, так что кризису пока не предвидится конца.

Для   ускорения   этого   мучительного   переходного   состояния   необходимо   одно:

сознательное   уяснение   тех   моральных   и   религиозно-философских   основ,   на   которых

зиждутся господствующие идеи. Чтобы понять ошибочность или односторонность какой-

либо   идеи   и   найти   поправку   к   ней,   по   большей   части   достаточно   вполне   отчетливо

осознать ее последние посылки, как бы прикоснуться к ее глубочайшим корням. В этом

смысле   недостаточный   интерес   к   моральным   и   метафизическим   проблемам,

сосредоточение внимания исключительно на технических вопросах о средствах, а не на

принципиальны вопросах о конечной цели и первой причине, есть источник живучести

идейного хаоса и сумятицы. Быть может, самая замечательная особенность новейшего

русского общественного движения, определившая в значительной мере и его судьбу, есть

его философская непродуманность и недоговоренность. В отличчие, напр<имер>, от таких

исторических  движений,  как  великая  английская  или  великая  французская  революции,

которые   пытались   осуществить   новые,   самостоятельно   продуманные   и   сотворенные

философские идеи и ценности, двинуть народную жизнь по еще не проторенным путям,

открытым   в   глубоких   и   смелых   исканиях   творческой   политической   мысли,   –   наше

общественное движение руководилось старыми мотивами, заимствованными на веру, и

притом не из первоисточников, а из вторых и третьих рук. Отсутствие самостоятельного

идейного творчества в нашем общественном  движении, его глубоко консервативный в

философском смысле характер есть факт настолько всеобщий и несомненный. что он даже

почти не обращает на себя ничьего внимания и считается естественным и нормальный.

Социалистическая   идея,   владеющая   умами   интеллигенции,   целиком,   без   критики   и

проверки   заимствована   ею   в   том   виде,   в   каком   она   выкристаллизовалась   на   Западе   в

результате   столетнего   брожения   идей.   Корни   ее   восходят,   с   одной   стороны,   к

индивидуалистическому рационализму XVIII в. и, с другой – к философии реакционной

романтики,   возникшей   в   результате   идейного   разочарования   исходом   великой

французской революции. Веруя в Лассаля и Маркса, мы, в сущности, веруем в ценности и

идеи,   выработанные   Руссо   и   де   Местром,   Гольбахом   и   Гегелем,   Берком   и   Бентамом,

питаемся объедками с философского стола XVIII и начала XIX века. И, воспринимая эти

почтенные   идеи,  из  которых  большинство   уже  перешагнуло   за  столетний   возраст,  мы

совсем   не   останавливаемся   сознательно   на   этих   корнях   нашего   миросозерцания,   а

пользуемся их плодами, не задаваясь даже вопросом, с какого дерева сорваны последние и

на   чем   основана   их   слепо   исповедуемая   нами   ценность.   Для   этого   философского

безмыслия   весьма   характерно,   что   из   всех   формулировок   социализма   подавляющее

господство, над умами приобрело учение Маркса – система, которая, несмотря на всю

широту   своего   научного   построения,   не   только   лишена   какого   бы   то   ни   было

философского и этического обоснования, но даже принципиально от него отрекается (что

не мешает ей, конечно, фактически опираться на грубые и непроверенные предпосылки

материалистической   и   сенсуалистической   веры).   И   поскольку   в   наше   время   еще

существует   стремление   к   новым   ценностям,   идейный   почин,   жажда   устроить   жизнь

сообразно собственным, самостоятельно  продуманным понятиям  и убеждениям, – этот

живой духовный трепет инстинктивно сторонится от большой дороги жизни и замыкается

в обособленной личности; или же – что еще хуже, – если ему иногда удается прорваться

сквозь   толщу   господствующих   идей   и   обратить   на   себя   внимание,   –   воспринимается

поверхностно,   чисто   литературно,   становится   ни   к   чему   не   обязывающей   модной

новинкой и уродливо сплетается с старыми идейными традициями и привычками мысли.

Но здесь, как и всюду, надлежит помнить проникновенные слова Ницше: «не вокруг

творцов   нового   шума   –   вокруг   творцов   новых   ценностей   вращается   мир!»   Русская