Великая английская революция в портретах ее деятелей

Одно из наиболее значительных творений Лильберна-публициста — созданный им в Ньюгейтской тюрьме памфлет «Прирожденное право Англии оправданное, против всех произвольных узурпаций, будь то королевских или парламента». Однако, прежде чем мы обратимся к его содержанию, следует указать на важные обстоятельства. По мере того как борьба против навязываемого пресвитерианами принудительного единообразия в вопросах совести перерастала в борьбу против «новой тирании» — политики пресвитерианского парламента в целом, менялись авторитеты, у которых Лильберн заимствовал аргументы в поддержку своих инвектив против этой политики. Так, наряду с Библией — чаще опуская ее — его памфлеты пестрели ссылками на Великую хартию вольностей (кстати, более чем вольно интерпретируемую), на так называемую Книгу деклараций (содержавшую своего рода «лозунги парламента» периода его борьбы с королем), на «Институции» — труд наиболее авторитетного юриста первой половины XVII века Эдуарда Кока — и, наконец, на «Зерцало судей» — средневековую юридическую компиляцию, содержавшую изложение столь же далекой от реальности, сколь и идеализированной картины общественно-политического устройства Англии в донормандский период. Из нее вероятнее всего Лильберн почерпнул аргумент в пользу уже известной нам доктрины «нормандского ига», из которого проистекали все последующие формы угнетения «свободнорожденных» англичан.

Характерно уже само начало памфлета, в котором, обращаясь ко всем «свободнорожденным», Лильберн во всеуслышание заявил: те, кто воевал за дело парламента, находятся ныне в худшем положении, чем до этого. Их жизнь, имущество и драгоценное время потрачены напрасно. Петиции в парламенте с трудом принимаются, правосудие должным образом не отправляется, печать скована, к крикам бедных остаются глухими, жалобы угнетенных не рассматриваются. Поскольку же парламент от всего этого отвернулся, единственной защитой «свободнорожденных» остается право. Поэтому каждый должен знать законы, защищающие его от произвола и притеснений. С этой целью Лильберн заключает: все связывающие законы Англии должны быть доступны всем, т. е. должны быть написаны на английском языке, с тем чтобы каждый свободный человек мог знать их столь же хорошо, как и профессиональные законники, сопровождавшие их для собственной выгоды ложными глоссами [115]

.

Настаивая на исключительно правовом регулировании положения человека в обществе, Лильберн, однако, еще не ставил в этом памфлете под сомнение справедливость самого существующего права. О том, что Лильберн в соблюдении буквы этого права усматривал самую надежную защиту свободнорожденного англичанина, свидетельствовала уже на заре формирования партии левеллеров намеченная им, хотя и незримо, связь между двумя, казалось бы, разнохарактерными категориями: свободой и собственностью. «Более того, — писал Лильберн, — отмените провозглашенное и неотъемлемое право, и тогда что станется с „моим“ и „твоим“, свободой и собственностью?» И хотя нет сомнения, что Лильберн обращался и вел за собой прежде всего «простой люд» Лондона, нижняя граница отстаивавшейся им свободы отсекала и исключала из разряда «свободнорожденных» всех лишенных того минимума собственности, который обеспечивал ее владельцу свободу волеизъявления [116]. Только в одном пункте требования Лильберна оказались в противоречии с этой доктриной: существование церковной десятины он рассматривал как основную опору папизма в стране, между тем ордонанс парламента (1645 г.) требовал строгого ее соблюдения и уплаты, что находилось, по Лильберну, в противоречии с обещанием ее искоренения. И хотя десятина в значительной ее части уже давно (со времени Реформации XVI века) стала статьей дохода светских владельцев (так называемых импроприаторов), т. е. родом их собственности, Лильберн требовал ее отмены, так как она «несправедлива… в гражданском смысле». Священники, едва составляющие тысячную долю населения, получают десятую часть плодов народного труда. Парламент не только проповедь слова божия превратил в монополию тех, кто носит черные одежды, но и торговлю сукном, отдав ее в руки купцов-авантюристов, что противоречит закону природы и законам страны.