Великая английская революция в портретах ее деятелей

Искусство Кромвеля-политика было им в эти дни продемонстрировано столь же недвусмысленно, как еще недавно искусство полководца. В армии Кромвель испытывал давление радикально настроенной части ее, требовавшей предпринять поход на Лондон с целью «восстановить справедливость и попранные права», имея в виду политику парламента прежде всего по отношению к армии. Но, всячески удерживая армию от этого шага, он одновременно добивался от парламента «более примирительной» линии поведения. Когда же 26 июля лондонским Сити была предпринята попытка контрреволюционного переворота (насильно удерживая спикера в кресле, заговорщики заставили палату общин принять постановление, призывавшее короля вернуться в Лондон), Кромвель уже решительно двинул армию к столице; 6 августа, не встретив сопротивления, он въехал в столицу во главе кавалерии. Однако и в данном случае цель была двойная: удовлетворить требование армии и предотвратить сговор пресвитериан с королем за спиной грандов.

Но странное дело! За исключением отдельных частей, он торопится вывести армию за черту города. Пресвитериане осмелели настолько, что решились вернуть в палату ранее исключенных по требованию армии 11 ее членов-пресвитериан, инициаторов постановления о роспуске армии. Потребовался целый месяц и угроза расположить близ парламента полк кавалерии, чтобы эти постановления были наконец официально отменены. Что же произошло? Откуда эта смелость пресвитериан, еще недавно до смерти напуганных одним лишь известием о приближении армии к столице? Все объяснялось просто — пресвитериане воочию убедились в двух принципиально важных вещах: во-первых, в том, что Кромвель опасается анархии в армии не меньше, чем они сами, и, во-вторых, в том, что Кромвель, так же как и они, не мыслил иного послевоенного «устройства» страны, кроме монархического и, следовательно, связанного с возвращением Карла I на «родительский престол».

Дело в том, что с начала июня Кромвель и Айртон вступили в переговоры с находившимся в армейском плену королем и вели их с такой интенсивностью, что кузен Кромвеля Сент-Джонс не без ехидства заметил, что он слишком спешит делать «королевское дело», т. е. восстановить монархию. Соревнование «шелковых» индепендентов с пресвитерианами в «ухаживании» за королем имело лишь один результат — Карл I с каждым днем становился все менее сговорчивым. Дошло до того, что он однажды заявил своему победителю Кромвелю: «Вы не сможете обойтись без меня. Вы будете повержены, если я вас не поддержу», а одному из своих сторонников он в те дни писал, что надеется привлечь на свою сторону либо пресвитериан, либо индепендентов, с тем чтобы с помощью одних искоренить других. И тогда он стал бы снова подлинным королем. Таким был результат стремления Кромвеля «устроить» будущее страны за спиной армии, которой он больше не доверял, поскольку из силы чисто военной она превратилась в силу политическую, притом радикальную, то и дело грозившую выйти из подчинения грандам. Отсюда глубокая раздвоенность в поведении Кромвеля в те дни: он ни в коем случае не желал выпустить армию из своих рук — в ней заключалась его политическая сила и опора, и в то же время он стремился нейтрализовать эту силу в качестве самостоятельной и независимой от него.

Очевидно, что, учитывая республиканские умонастроения в рядах армии, Кромвелю до поры до времени ничего другого не оставалось, как лавировать. Полностью не лишая армии надежд, на него возлагавшихся, — этой цели служили и сохранение в частях советов «агитаторов», и Армейский совет, Кромвель одновременно демонстрировал «послушание» парламенту и приверженность монархии как политическому принципу. И это вопреки тому, что в своих «Декларациях» армия потребовала, с одной стороны, «самороспуска» формально существующего с 1640 г., но фактически выродившегося парламента и назначения выборов в новый парламент, а с другой — суда над королем. Достаточно заметить, что в конце августа на заседания палаты лордов собиралось не более 7 пэров, а заседания палаты общин посещало всего лишь 150 ее членов. Тем не менее для грандов даже тень парламента была важна в качестве «законного» барьера, удерживавшего «простонародье» на почтенном расстоянии от институтов власти. Недаром в те дни из Армейского совета был изгнан майор Уайт только за то, что он осмелился заявить: «В королевстве больше не существует видимой власти», за исключением «силы и власти меча».