Одновременно Кромвель должен был во имя сохранения своей власти в армии по крайней мере делать вид (на большее он теперь просто не был способен), что он склонен выслушать и обсудить и мнение радикального крыла армии по вопросу о послевоенном устройстве страны, Иллюстрацией этой, мягко говоря, «гибкости» Кромвеля может служить следующий факт: 18 октября «агитаторы» пяти полков вручили Ферфаксу документ «Дело армии, правильно изложенное», в котором были перечислены основные статьи демократической конституции. Характерно, что королевская власть в них полностью игнорировалась, т. е., попросту говоря, не упоминалась, равно как и палата лордов. Через два дня (20 октября) Кромвель произнес в парламенте речь, в которой в сильных выражениях поддерживал монархический строй и требовал быстрого возвращения короля на родительский трон. В примечании к этой речи мы читаем: «В продолжение всей речи он был очень почтителен по отношению к королю, заключая, что необходимо его восстановить как можно быстрее».
Тем временем ропот и недовольство в армии переговорами Кромвеля с королем и его позицией в парламенте грозили вылиться в открытый мятеж. Эта зримая угроза и вынудила Кромвеля созвать заседание Армейского совета с целью обсудить уже известный как левеллерский проект государственного устройства с участием не только армейских «агитаторов», но и представителей так называемых гражданских левеллеров. 28 октября в Пэтни Кромвель открыл заседание совета следующими словами: «Собрание созвано по публичным делам. Желающие что-нибудь сказать по этим вопросам могут свободно высказаться». Сохранившиеся записи речей, произнесенных на этих заседаниях, — документ совершенно исключительной исторической важности и интереса, и мы еще будем иметь возможность к нему вернуться в другой связи. В данном же случае обратим лишь внимание на то, с какой методичностью Кромвель проводил на этих заседаниях линию грандов, как умел он, подобно заправскому парламентарию, топить в словах неугодное ему дело. Так, в ответ на упрек «агитатора» Сексби в адрес грандов, что они старались удовлетворить всех и никого не удовлетворили, что они трудились изо всех сил, чтобы угодить королю, ему же иначе угодить невозможно, как только перерезав себе горло, что в результате всего этого репутация Кромвеля и Айртона в армии резко упала, Кромвель произнес совершенно путаную и насквозь демагогическую речь: он и Айртон, оказывается, действовали не самостоятельно, а сообразно воле Армейского совета. И если позиция их в отношении короля и парламента была ошибочной, то «я осмеливаюсь сказать, что это была ошибка общего совета», что, разумеется, в действительности относилось только к грандам в составе совета, но не к представителям в нем солдат.
В связи с требованиями левеллеров о роспуске существующего парламента, об ограничении будущих парламентов двухгодичным сроком полномочий, о перераспределении избирательных округов сообразно численности населения, о прекращении переговоров с королем, о гарантии полной веротерпимости Кромвель заявил: какими будут последствия всего этого? И не приведет ли оно к замешательству? Не превратит ли это Англию в подобие Швейцарии, в которой один кантон восстает против другого (имея, разумеется, в виду не территориальное деление, а общественные классы и в первую очередь угрозу, исходившую от той части народа, которая в парламенте не была представлена и интересами которой он полностью пренебрегал)? Не приведет ли это к «абсолютному опустошению нации»? Указав далее на огромные трудности, стоящие на пути к столь коренному, т. е. республиканскому, переустройству правления страной, Кромвель противопоставил требованиям левеллеров «обязательства армии», т. е. то, во имя каких декларированных целей парламент призвал армию на свою защиту и вел войну с роялистами? Более того, Кромвель увидел в программе левеллеров нарушение и «обязательств», взятых на себя армией, когда она отказалась сложить оружие. Нетрудно убедиться в том, что на конференции в Пэтни столкнулись, с одной стороны, армейские, радикально настроенные части армии, убежденные в том, что они служат народу, являются защитниками его свободы, и, с другой — грандов, считавших, что армия находится на службе у парламента и является не более чем его орудием, т. е. бессловесной служанкой классов, в нем представленных. Стремлению «агитаторов» действовать в интересах «народного блага» Кромвель противопоставил принцип: никакой самодеятельности солдат, дисциплина, означавшая безропотное подчинение грандам.