Великий князь

И погнал встижь¹⁴⁴ за другом своим от Курска к Киеву. Так разве постигнешь, коли от Чернигова помчали митрополичьи посланцы игумена с мнихом на лихих перекладных княжеских?! Им тоже ничего не было известно о чудном явлении митрополиту Никифору, а потому худое думали, стращая в беге коней, а заодно себя с седоками. Сказано: «Немедля доставить Григория! Немедля!»

Не успели по делу и поговорить меж собою монах с игуменом, как блюсти себя, что молвить на скором правеже, а он – вот он, Киев.

– Надо быть, великого князя ждут, – сказал возница, окорачивая в виду Киева коней и разглядывая высыпавшую на болонь, за стены, толпу.

– Князь во граде, – откликнулся доверенный митрополита посланец Яким, разглядывая княжеский и митрополичий чин в городских воротах. – Пождать бы надо… Не ровён час, поперёк придёмся.

Но уже катил к ним парадный митрополичий возок о пяти рысаках, запряжённых цугом, и обаполы его знатные вершники.

Как оказалось, о Григорьеву душу.

Так и въехал безвестный монах под звон колоколов и радостные клики, рукоположенный назавтра в игумены Андреевского стольного монастыря.

Чудо на Руси житие есть.

Сам великий князь Владимир Всеволодович Мономах первым подошёл к Григорию, всенародно попросил благословения и облобызал троекратно. И только потом митрополит благословил смиренного инока Григория.

Житие на Руси – чудо есть.

Не ждал, не ведал того Григорий, вмиг вознесённый не токмо к великокняжескому столу, но и в святой вышний сан. Братия Андреевского монастыря приняла новоявленного наставника не враждебно, но настороженно. Ушедший в пустыньку прежний пастырь их был великим молитвенником, однако не обладал талантом строго пасти стадо.

Сильная рука и нрав твёрдый нужны в обители не менее, чем в миру, да ещё Богом данное – находить к каждому сердцу свой ключик, своё слово.

Никто не ведал вокруг, обладает ли таким талантом рукоположенный младой летами игумен. Григорий и сам о том не ведал. Молил митрополита оставить его в том сане и том монастыре, где принял он святую схиму – в Болдинском, а уж коли на то есть божья воля, то готов в любом, даже самом малом чине нести свой крест в Андреевской обители. Митрополит не внял просьбе.

– На то не моя – Господня воля, её и выполняю, – молвил строго.

И тогда Григорий с нижайшими поклонами обратился к братии, моля их принять его по душе и по вере их. Братия приняла. И тут проявился разом в Григории тот самый талант, коий необходим истинному пастырю. В слове проявился. Приняв сан, обратился новый игумен к братии и всем, кто присутствовал при сём таинстве, с проповедью. Говорил страстно о том, как видит он служение Господу Богу, чему он повадчик и чему противник, честно говорил, открыто. Тем и завоевал, одним только словом не токмо сердца, но и души всех присутствовавших.

Многодельной с первого часа оказалась жизнь игумена Григория, обо всём он пёкся сам, во всё проникал глазно, а тут ещё с первого часа и пристало внимание великого князя.

Услышал Мономах в Григории нечто, так ему необходимое сейчас. Призвал на Ярославов двор для духовной беседы, да так и не отпускал боле, многажды на дню ощущая жажду общения с ним.

…Не достигнув Григория в пути, не дотягся до него Венец и в Киеве.

Не допустили безвестного калику ни ко двору Мономаха, ни в Андреевскую обитель к келье игуменской.

Оберегала его немалая стража, поскольку валом валил народ к ставленнику Господнему, уж коли не рукой тронуть, то хотя бы глазком поглядеть. Где тут пробиться на свидание с ним! Но Венец и тем был счастлив, что не свершилось худого, а что праздник вокруг Григория, а надо быть, и в нём самом. На том: Слава Тебе Исусе Христе, Господи наш!

Не сломлив душою, Григорий вынес покаянные тяжкие будни в посте и молитве, в труде великом во Славу Божью, вынесет и праздник, павший ему в высокой его судьбе.

Но и ещё пожил Венец в Киеве с надеждою на случай, что сведет его с Григорием. Однако, не чая того, встретился с Всеволодом Ольговичом. Тот всё ещё сватовал в заспинье у великого князя, был донельзя озабочен, но встрече обрадовался искренне.

Позвал к своему двору. Казал увлеченно новостройку, потчевал хлебосольно в высокой гриднице. Розовые стены крепко и чисто пахли смолами, и запах леса полнил её от полов до резных матиц¹⁴⁵. Венец, чего ранее не знал во Всеволоде, отметил для себя немалый житейский ум, умение трезво оценивать события, предвидя должное, по его разумению, произойти в будущих летах.

Многое поведал он и о том, что происходило тут с Григорием, как показался тот великому князю и, чего не бывало с Мономахом ранее, в одночасье приблизил к себе мниха и подолгу держит у себя либо сам к нему спешит в Андреевскую обитель. Не диво, что помнил и знал Григорий Всеволода Ольговича, семейство их чтили и особо принимали в Болдине, но вот что сам Всеволод в ту пору из всей братии выделил и держал доныне в сердце мниха, тому Венец искренне подивился.

Казалось, мальчиком был старший Ольгович вовсе невнимательный к людям, никого особо не выделял, глядел мимо… Ан получалось-то наоборот! И это для себя отметил Венец.