Великий князь Владимир Мономах

Тем же летом гнались за Хорол за половцами, которые взяли Горошин[407]. И на ту осень ходили с черниговцами и с половцами, читеевичами[408], к Минску — захватили город и не оставили в нём ни челядина, ни скотины. На ту зиму ходили на соединение с Ярополком в Броды, и в любви великой утвердились[409].

И на весну посадил меня отец в Переяславле, перед братией[410], и ходили за Супой[411]. И когда ехали к Прилуку городу[412], встретили нас внезапно князья половецкие, [с] восемью тысячами; и хотели мы с ними биться, но оружие отослали вперёд на повозках. И вошли в город — только семца[413] одного живым захватили да нескольких смердов; наши же их больше перебили и захватили, и не смели те коней в повод взять и той же ночью бежали к Суле. И наутро, на Госпожин день[414], пошли к Белой Веже[415], и Бог нам помог и Святая Богородица: перебили 900 половцев и двух князей взяли, Багубарсовых братьев, — Асиня и Сакзя, и только два человека убежали[416].

И потом к Святославлю гнались за половцами, а потом к Торческу, а потом к Юрьеву[417] за половцами. И опять на той же стороне, у Красна, половцев победили, и потом, с Ростиславом же[418], у Варина[419] вежи захватили. А потом во Владимир ходил, снова Ярополка посадил [на княжение]; и умер Ярополк[420].

И снова, после смерти отца[421] и после [вокняжения] Святополка[422], на Суле бились с половцами до вечера у Халепа[423]; и потом мир заключили с Тугорканом и с другими князьями половецкими[424], а у Глебовой чади[425] забрали дружину свою всю.

И потом Олег пришёл на меня с половецкой землёю к Чернигову[426]; и билась дружина моя с ними в течение восьми дней у малого вала и не дала им [войти] в острог. Пожалел я души христианские, и сёла горящие, и монастыри[427]

и сказал: «Да не похвалятся поганые!», и отдал брату стол отца его[428], а сам пошёл на стол отца своего к Переяславлю. И вышли из Чернигова на день святого Бориса[429], и ехали сквозь полки половецкие, меньше ста человек с детьми и с жёнами, а [половцы] облизывались на нас, словно волки, стоя у перевоза и на горах, — Бог и святой Борис не дали меня им в добычу; невредимы дошли до Переяславля.

И сидел я в Переяславле три лета и три зимы[430] с дружиною своею; и много бед приняли от войны и от голода[431]. И ходили на войско их за Римов[432], и Бог нам помог: перебили их, а других захватили. И опять Итлареву чадь перебили[433], и вежи их захватили, пойдя за Голтав[434]. И к Стародубу пошли на Олега[435], потому что он соединился с половцами. И на Бог[436] ходили со Святополком на Боняка, за Рось. И к Смоленску ходили, с Давыдом помирившись снова[437]. Ходили во второй раз с Вороницы

[438] Тогда же и торки пришли ко мне из Половецкой земли[439] и читеевичи; ходили навстречу им на Сулу.

И потом опять ходили к Ростову на зиму, и три зимы ходили к Смоленску[440], и вот ныне иду к Ростову[441].

И опять со Святополком гнались за Боняком, но... убили[442]; и не настигли их. И потом за Боняком же гнались за Рось и не настигли его. И на зиму к Смоленску ходил. Из Смоленска после Пасхи вышел, и Юрьева мать умерла[443]. Придя в Переяславль на лето, собрал братию. И Боняк пришёл со всеми половцами к Кснятину[444]; ходили за ними из Переяславля за Сулу, и Бог нам помог, и полки их победили, и князей захватили лучших. И после Рождества заключили мир с Аепой и, взяв у него дочь, пошли к Смоленску[445]. И потом ходил к Ростову. Придя из Ростова, опять ходил на половцев, на Уру[со]бу, со Святополком[446], и Бог нам помог. И потом опять на Боняка к Лубну[447], и Бог нам помог. И потом ходили к Воиню со Святополком[448]

. И потом опять на Дон[449] ходили со Святополком и с Давыдом, и Бог нам помог[450]. И к Вырю[451] пришли было Аепа и Боняк: хотели захватить его; мы с Олегом и с детьми ходили к Ромну[452], и они, услыхав, бежали. И потом к Минску ходили на Глеба[453], который людей наших захватил, и Бог нам помог, и исполнили задуманное. И потом ко Владимиру ходили на Ярославца[454], не терпя злобы его.

А из Чернигова к Киеву непрестанно[455] к отцу ездил, за день проезжая, до вечерни. А всех походов великих восемьдесят и три, а остальных, меньших, и не упомню. И миров заключил с половецкими князьями без одного двадцать — и при отце, и без отца. И скота давал много и многие одежды свои. И отпустил из оков лучших князей половецких столько: Шаруканевых двух братьев, Багубарсовых трёх, Овчининых[456] четырёх братьев, а иных всех лучших князей сто. А самих князей живыми Бог в руки давал: Коксуся с сыном, Аклана Бурчевича[457], таревского князя[458] Азгулуя и пятнадцать иных воинов молодых — этих я, живыми приведя, изрубил, побросал в ту речку в Славлий[459]. А врозь перебито в то время до двухсот лучших [воинов].