Великий князь Владимир Мономах

Особое мнение относительно времени создания «Поучения» было высказано Н.В. Шляковым (184), который датировал памятник (как представляется, на основании целого ряда бóльших или меньших натяжек) февралём 1106 года и даже ещё точнее: пятницей первой недели Великого поста (которая в 1106 году пришлась на 9 февраля); впоследствии, около 1117 года, «Поучение», по мнению исследователя, было ещё раз отредактировано Мономахом.

Две основные датировки «Поучения» (1099 или 1100 и 1117 или 1117—1125 годы) противоречат одна другой и как будто взаимно исключают друг друга. Попытки согласовать их или опровергнуть одну из них предпринимались исследователями неоднократно. Так, И.М. Ивакин относил все трудные для объяснения и противоречащие его датировке памятника места в «Поучении» к ошибкам и опискам позднейшего переписчика, а именно Лаврентия. Характерен пример с выражением «и се ныне иду Ростову», на которое обратил особое внимание М.П. Погодин. И.М. Ивакин рассматривал сохранившееся чтение как ошибку вместо якобы читавшегося в оригинале: «и-Смолиньска (из Смоленска. — А.К.) идохъ (с заменой настоящего времени на прошедшее! — А.К.

) Ростову». Однако палеографически такое исправление (а точнее, целый ряд исправлений) выглядит совершенно необоснованным. В своём классическом пособии по древнерусской текстологии Д.С. Лихачёв привёл критерии, по которым могут быть приняты те или иные конъектуры (исправления в тексте), предложенные исследователями: «Текст без этих конъектур непонятен, с конъектурами он вполне ясен. Конъектуры не потребовали больших изменений в тексте. Палеографически они... обоснованы, при этом может быть объяснено, почему именно произошли искажения текста...» (133. С. 167). Ни одному из этих требований конъектура, предложенная Ивакиным, не отвечает; сама необходимость её появления вызвана исключительно желанием обосновать определённую датировку памятника, которой читающаяся в тексте фраза противоречит. Об этом приходится говорить столь подробно потому, что конъектура И.М. Ивакина (как и целый ряд других предложенных им исправлений, также недостаточно обоснованных текстологически) была принята последующими исследователями и издателями «Поучения», в том числе А.С. Орловым, тем же Д.С. Лихачёвым и О.В. Твороговым

(150. С. 146; 43. С. 104; 6. С. 468; в последнем издании даже не обозначено курсивом исправление «идох» вместо читающегося в оригинале «иду»)[467]

.

Что же касается рассказа о встрече Мономаха с послами от «братьи», то и здесь Ивакин видит порчу текста, предполагая пропуск в оригинале целого листа.

Но если не вносить в текст насильственной и не вынужденной правки, то становится очевидным, что какая-то одна, непротиворечивая датировка «Поучения» Владимира Мономаха попросту невозможна. Д.С. Лихачёв, принявший, как мы только что отметили, поправки И.М. Ивакина, решил этот вопрос следующим образом. Сохранившееся в Лаврентьевской летописи «Поучение» Владимира Мономаха, по его мнению, первоначально состояло из трёх отдельных самостоятельных произведений: собственно «Поучения», «Летописи» жизни Мономаха (или «Автобиографии») и письма Мономаха князю Олегу Святославичу; впоследствии все три сочинения были соединены самим князем. Первое из этих сочинений — собственно «Поучение» — было написано в 1099 году (в связи со встречей с «послами», предложившими князю поход против Ростиславичей) и впоследствии, в более пожилом возрасте, было переработано самим Мономахом; второе — «Автобиография» — создано в 1117 году; третье — письмо Олегу — в 1096-м (131. С. 98—102). Но если относительно самостоятельного характера письма Владимира Мономаха князю Олегу Святославичу никаких сомнений быть не может, то разделение собственно «Поучения» и «Автобиографии» кажется искусственным и совершенно излишним.

В самом деле, главная идея и первой, основной, части «Поучения», и рассказа Мономаха о своей жизни совпадает: на собственном примере князь показывает торжество главных христианских добродетелей — смирения, страха Божия, трудолюбия и т.д. Вывод, который он делает из сказанного о совершённых им военных походах и подвигах на охоте, полностью подтверждает то, о чём князь так убедительно писал в основной части своего «Поучения». Более того, совпадают и многие обороты: и в начале, и в конце памятника князь обращается не только к детям своим, но и к «инъ кто прочеть»; и там, и там именует свой труд «грамотицей».