Великий Кристалл. Памяти Владислава Крапивина

Ирка упросила Мамми не торопиться, и у ребят появились свободные полчаса. Нянька пошла в дом смотреть очередную передачу для тех, кому до всего есть дело, а Ирка принялась учить Сережу бегать по стене.

Чтобы не злить домового, отправились к сараю.

Сначала выходило так себе, но потом парень разобрался и понеслось. Они даже успели отрепетировать синхронный трюк.

– Прикинь, а раньше редкий человек мог выше головы прыгнуть, – сказала Ира. – Чё они с этим делали, ума не приложу!

Проводив Ирку, Сережа сел на крыльцо и задумался. В который раз ему стало грустно: все разъехались, он снова остался один. Несправедливо.

Да, можно когда угодно соединиться из гостиной с любым человеком, если тот не занят, и говорить с ним, будто нет расстояний – голографическая технология последнего поколения. Но это все не то…

С другой стороны, родители сейчас летят где-то в бескрайней пустоте. Сидят в космическом корабле, и никого больше. Миллионы километров от Земли. Бесконечность, не помещающаяся ни в какое воображение.

Сережа поежился, растер плечи, чтобы согнать гусиную кожу, и пошел внутрь. Английский сам себя не выучит.

Правда, после английского рука сама собой потянулась к кубу с последней разблокированной родительской записью.

– Здравствуй, Сережа, – сказала мама, улыбаясь. – Папа сегодня в отъезде, поэтому я поговорю с тобой одна. Ты получишь это послание, когда мы будем на подлете к Альфе Центавра, наверняка мы уже почти схватили Кентавра за ногу, как говорит твой отец. Я уверена, что тебе непросто, но ты сильный товарищ, по-хорошему упорный. В общем, не квасишься… И… Я тебя очень-очень люблю…

Сережа поспешно выключил запись и прошептал:

– Я тебя тоже люблю, мама.

* * *

Ни свет ни заря на горизонте запылили комбайны – началась уборочная. До Сережиного жилища этим полностью автоматизированным системам было еще дня четыре непрерывной круглосуточной работы. Скорее всего, на четвертый-пятый день они начнут приезжать к нему на заправку, и колодец станет поить несколько водородных двигателей.

До занятий науками оставалось сто три минуты, и Сережа отправился в ежедневную пробежку. Обычно маршрут пролегал по периметру Сережиной вотчины – по ту сторону частокола.

Ближние пределы Сережа изучил досконально. Здесь все было привычно: каждый изгиб тропинки, пара поваленных сосен, причудливые пни, муравейник… Сегодня Сережа отчетливо почувствовал, насколько ему наскучил этот маршрут. Здесь он подмечал лишь редкие небольшие изменения, иногда останавливался рассмотреть дятла или другую птицу, пару раз натыкался на оленей. Жизнь текла в своем непререкаемом ритме: от сезона к сезону, от дня к ночи, от двухчасовки номер один к двухчасовке номер десять… Круг за кругом…

Невыносимо!

Сережа решительно свернул с тропинки и побежал вглубь леса. Только на экран коммуникатора привычно глянул, чтобы не потерять счет времени. Хотя он и так отлично чувствовал время.

Четверть часа бежалось легко и интересно: тот же лес, но совершенно новые места.

Вдруг какое-то шестое чувство остановило Сережу. Он замер, вслушиваясь в шум ветвей и листвы. Сзади хрустнула ветка.

Сережа обернулся.

Неподалеку стояла рысь. Большая кошка пристально смотрела на бегуна. Бегун глядел на рысь.

Они стояли несколько секунд, не мигая и не шевелясь.

Почему янтарные рысьи глаза с черными чечевицами зрачков так напоминали мамины?.. Может, потому что они норовили заворожить Сережу, но и он мысленно посылал хищнице предупреждение: «Не связывайся со мной, я тебя не боюсь!»

Сереже показалось, что все звуки погасли, и окружающее пространство свернулось в причудливый коридор между ним и хищницей. Рысь фыркнула и скрылась в кустах.

Только теперь вернулся привычный лесной шорох. Сережа осознал, что зверь был рыже-серый, больше полуметра в холке, и с милыми кисточками на ушках.

– Мур прямо-таки, – пробормотал Сережа, попятился, на всякий случай не отрывая глаз от кустов, а потом побежал дальше, чуть забирая в противоположную от хищницы сторону.

«Рысь захотела и пошла вглубь леса, – думал он. – Потом захочет и выйдет не спеша к какому-нибудь Лепову. Добудет курочку. А Сережа будет таскать ведра и следить за огонечком на журавле».

Тут его и ударили в спину.

Сережа перегруппировался в падении и кувырком покатился к ближайшим деревьям.

Спину жгло: рысь когтями разорвала майку и кожу под ней.

Сережа успел увидеть, что хищница изготовилась к новому прыжку.

Потом заметил палку и метнулся к ней.

Рысь прыгнула.

Сережа, лежа на спине, выставил палку, словно шпагу, навстречу рыси.

Кошка была тяжелой. Она коротко мявкнула, напоровшись грудью на палку, и отлетела куда-то вправо, а Сережа тут же вытянул палку в ее направлении.

Нет, рысь передумала геройствовать и убежала.

Приподнявшийся на локти Сережа проводил ее взглядом, полежал еще немного, поднялся, сориентировался и, опираясь на свое оружье, побрел домой. Боль пронзала левую часть его спины при каждом вдохе.

Сережа осознавал, что теряет силы.

* * *

Он очнулся в собственной кровати, когда солнечный луч упал на его лицо.