Великий притворщик. Миссия под прикрытием, которая изменила наше представление о безумии

Как только я сняла обувь и переступила порог дома, мы с Флоренс стали соучастницами преступления. Она стала моим посредником на пути к Розенхану. Она была той, на кого я могла положиться на каждом этапе расследования, которое принимало все более удивительные повороты. Она была человеком, который лучше всех разбирался в мыслях и тайнах Розенхана. Они познакомились на вечеринке у общего друга, когда она вступила в беседу о том, что почти все ругательства, направленные на мужчин, на самом деле направлены на женщин. Ее поддержал лысый мужчина с горящими глазами, и они стали перечислять слова, подтверждающие ее теорию.

– Сукин сын, ублюдок…

– Твою мать… – добавил он.

Они отбарабанили столько эпитетов, сколько вспомнили, и когда у них кончились оскорбления, уже были друзьями.

Я попросила Флоренс помочь мне разобрать десятки страниц рукописей Розенхана, нацарапанные в желтом блокноте до и во время госпитализации для эксперимента. На первый взгляд его почерк казался легким и понятным – он писал очень красиво. Но, как ни странно, стоило начать читать, как нельзя было понять ни буквы. – «Суп Дэвида» означает «сущность Дэвида», – рассмеялась Флоренс.

На несколько месяцев я зарылась в неопубликованной рукописи. Как я быстро узнала, исследование началось не с того, что Розенхан хотел испытать известную ему психиатрию, и не с вдохновленного Нелли Блай любопытства к устройству психбольниц, а с запроса студентов, посещавших его расширенный курс патопсихологии в Суортмор-колледже в 1969 году.

«Все началось как вызов, – рассказал Розенхан местной газете. – Я преподавал психологию в Суортмор-колледже, а мои студенты жаловались, что курс слишком концептуальный и абстрактный. Тогда я сказал: “Хорошо, если вы действительно хотите знать, кто такие психические пациенты, то сами станьте ими”».

Январь 1969 года

Суортмор, Пенсильвания

Казалось, кампус (да и весь мир) сходит с ума. За шесть первых месяцев 1969 года в университетских кампусах было более 84 взрывов, угроз взрывов и поджогов. Через несколько месяцев всю Америку шокирует серия убийств «Семьи» Мэнсона. Захваты самолетов были обычным делом. Мир только что видел, как полицейские применяли дубинки и слезоточивый газ против безоружной толпы протестующих во время съезда Демократической партии в Чикаго, пока те скандировали: «Весь мир смотрит!» Инаугурация Ричарда Никсона пришлась на ту же неделю, что и начало весеннего семестра в Суортмор-колледже. Некоторые студенты Розенхана присоединились к десяткам тысяч других в Вашингтоне, крича, свистя, бросая бутылки в президентский кортеж, поднимая плакаты «Никсон – номер один… военный преступник номер один»[24]. Воодушевленный Никсон высунулся из люка лимузина, показав свой знаменитый жест «Виктория»[25]. Теперь мы знаем, что корыстный политический интерес Никсона привел к продлению войны во Вьетнаме[26] – его личная победа была достигнута всеми возможными средствами. В вечерних новостях показывали войну во Вьетнаме в режиме реального времени, когда в 1968 году потери достигли своего пика. Мы вели заведомо проигрышную борьбу с врагом на другом конце планеты, убивая тысячи молодых людей, но ради

чего? Казалось, что такие необъяснимые действия во всем мире означают, что безумие покинуло пределы психбольниц. Некоторые юноши, призванные в армию в результате лотереи[27], использовали систему, притворяясь сумасшедшими, чтобы не попасть на войну. Ну а почему бы и нет? Все вокруг казалось безумным.

Они отбарабанили столько эпитетов, сколько вспомнили, и когда у них кончились оскорбления, они уже были друзьями.

«Легко забыть, какими напряженными были шестидесятые», – говорил выпускник Суортмора Марк Воннегут (сын того самого

писателя) в своих мемуарах «Экспресс в Эдем»[28], где он описывал собственный психоз, случившийся в то неспокойное время.

В 1969 году понятие психического заболевания (безумия, сумасшествия, отклонения) стало темой яростных обсуждений, как никогда раньше в истории нашей страны. Теперь это были философские, а не медицинские дебаты. Может, «психическое заболевание», вопрошали многие, это просто способ выделиться? Безумия больше не стеснялись – оно подошло поэтам, художникам и мыслителям всего мира. Это был более просвещенный способ жизни. Молодежь подхватила слоган психоаналитика Фрица Перлза (популяризированного Тимоти Лири): «Сойди с ума, чтобы прийти в чувство». Только единицы оставались в здравом уме.

А потом были наркотики. Джоан Дидион писала: «Два миллиона американцев бросили кислоту к 1970 году, узрев “другую сторону”, и присоединились к “революции в сознании”, веря, что “истина находится по ту сторону безумия”». Они не хотели того, что ожидало от них общество (школа, родители, президент Никсон). Им казалось, что они отгородились от сумасшедшего дома колючей проволокой – и, может быть, так оно и было.