Розенхан отметил, что все родители пришли к одному заключению: «Может, больницы и лечат, но вот психиатрические – точно нет. В них издеваются и мучают: они выходят за рамки приличия, делают больного еще больнее и калечат даже самых крепких».
Розенхан обратился за советом к своему другу-психиатру Мартину Орну[39]
и получил такой ответ: «Продвигайтесь медленно или вовсе стойте на месте».История расставила все по своим местам. Психиатрические больницы были совсем не похожи на терапевтические отделения. Дэвид Розенхан не мог заставить своих студентов лечь в одну из них, заранее не узнав, с чем они столкнутся.
Сперва он должен был пройти через это сам.
8
«Меня могут и не разоблачить»
На основе своего реального жизненного опыта Розенхан сформировал немного эксцентричного Дэвида с другими фамилией, адресом и родом деятельности. Он взял девичью фамилию матери и стал Дэвидом Лури – безработным экономистом и менеджером по рекламе. Это было легко, поскольку он действтельно обладал степенью магистра математики. Розенхан бросил ее, потому что не занял первое место в своей группе. Он никогда не посвящал время тому, в чем не чувствовал себя лучшим, и поэтому решил заняться психологией, как объяснил мне его сын Джек. Помимо отращивания бороды («Чтоб не узнали!»), Розенхан почти не менял внешность: он просто планировал носить собственные потрепанные вещи.
Дэвид приступил к делу, организовав с помощью Кременса визит в Хаверфорд, убедившись, что никто из персонала не знает о подвохе. Однако, несмотря на всю напускную храбрость, по мере приближения решающей минуты он все больше поддавался страху. «Думать и обсуждать – это не то же, что делать, – пишет он в неопубликованной книге. – Я по-настоящему паниковал. Неужели меня действительно заберут? Лишь на основании таких простых симптомов? У меня появились серьезные сомнения не только в моей способности попасть внутрь, но и в моем желании это сделать».
Его жена, Молли, не спешила успокаивать мужа. А она была не из тех, кто молчит, если ее что-то беспокоит. Они познакомились в 1958 году в первый день Рош ха-Шаны[40]
возле синагоги в Лейквуде, штат Нью-Джерси. Молодые влюбленные так увлеклись разговором, что даже не зашли внутрь. Когда Молли вернулась в Чикагский университет, они обменялись письмами, полными отчаяния. В одном из них Розенхан писал: «Помнишь, как я дотронулся до твоей руки, а ты дотронулась до моей, ты хотела прикосновений, и я коснулся твоей груди, а ты обняла меня. Я думаю, что любил тебя, не думая, что ты тоже любишь меня… Я хотел заполучить твою любовь так жадно, так отчаянно. Больно. Боже, как же невыносимо больно». Через две недели с их первой встречи Розенхан сел в самолет до Чикаго и сделал своей возлюбленной предложение. При всей ее независимости Молли мечтала о семье – в переполненном отеле, где она выросла, она была единственным ребенком. (Родители владели гостиницей, принимавшей богатых евреев в летние каникулы.) Молли и Розенхан поженились и через несколько лет усыновили двоих детей: Нину, а за ней Джека.Молли была не самым простым человеком. Она была придирчива к еде, надменно возвращала блюда в ресторанах и всегда без стеснения высказывала свое недовольство. Или же только казалась такой. Близкие друзья описывали ее как теплую и заботливую женщину с восхитительным чувством юмора. Молли была феминисткой во времена, когда это слово еще было ругательным, и ученым, доктором наук по истории России, преподавала в колледже, публиковала статьи по широкому спектру феминистских вопросов, а позже стала соучредителем Стэнфордского центра женских исследований и успевала воспитывать двоих маленьких детей. Один из самых близких друзей ее детства поделился со мной фотографией, которая, кажется, говорит о ней все и сразу: отправившаяся в Израиль, Молли-подросток сидит в кузове автомобиля с самозарядной винтовкой в руках.
Казалось, Молли возглавляла их тандем, но те, кто хорошо их знал, видели нечто большее. Розенхан знал, как на нее повлиять. И хотя она ненавидела саму мысль о том, что ее муж попадет в психиатрическую больницу, она помогла ему подготовиться к этой роли.