Великий притворщик. Миссия под прикрытием, которая изменила наше представление о безумии

Розенхан и его студенты читали разоблачения журналистов по всей стране, которые, как и Блай до них, обнаружили то безобразие, которое происходило у нас на задворках. Во время Второй мировой войны три тысячи отказников совести были направлены на альтернативную службу в государственные психиатрические больницы. Шокирующие фотографии, сделанные одним из них, можно увидеть в статье Альберта Мейзела «Бедлам 1946», опубликованной в журнале «Life». Статья Мейзела описывала жестокие условия государственной больницы Байбери в Филадельфии, штат Пенсильвания, и в государственной больнице Кливленда, штат Огайо: побои были столь сильными, что люди умирали. Изображенные на этих неприятных фотографиях сильно напоминали освобожденных из немецких лагерей смерти. На одной из них пациентка сидит на деревянной скамейке, ее руки сложены в смирительной рубашке, а обнаженные ноги покрыты необработанными язвами. На другом фото несколько голых мужчин с опущенными головами сидят на полу, покрытом помоями.

Это была безумная версия «Дня сурка», где одни и те же зверства повторялись снова и снова. В своей статье «Американский лагерь смерти», опубликованой в 1948 году, Гарольд Орлански сравнивал американские психиатрические лечебницы с нацистскими лагерями смерти. Чертовски правдив черно-белый документальный фильм Фредерика Вайсмана «Безумцы Титиката»

о судебно-медицинской (для душевнобольных преступников) больнице Бриджуотер, где пациенты подвергались физическому и словесному насилию – и все перед камерой. Мужчины бродят по территории голыми; человек в одиночной камере бьется головой, ударяя кулаками о стену и разбрызгивая темные, черные пятна крови. Психиатр из Восточной Европы спрашивает педофила: «Тебе больше нравится большая грудь или маленькая?» В одной из самых невыносимых сцен тот же психиатр курит, пока мужчину насильно кормят через резиновую трубку, а обугленный конец сигареты находится в опасной близости от воронки. Все это – важные и ужасные истории, но им не хватало ключевого ингредиента, необходимого для широкомасштабных изменений: они не были научными. В конечном счете именно исследование Розенхана проскользнет туда и заполнит эту пустоту, но тогда ни он, ни его ученики не имели представления о силе этой идеи.

Пациентка сидит на деревянной скамейке, ее руки сложены в смирительной рубашке, а обнаженные ноги покрыты необработанными язвами.

Больше всего Розенхан был вдохновлен работой социолога Ирвинга Гофмана, в течение года тайно работавшего помощником инструктора по физической культуре в больнице Святой Елизаветы в Вашингтоне. Все это время он документировал жизнь неблагополучного мини-города на шесть тысяч пациентов. В знаменитой работе 1961 года «Приюты» (в этот же великий год сокрущающих ударов выходят вторая книга Лэйнга «Я и другие» и «Миф душевной болезни»

Саса) он описывает больницу как «тотальную институцию», похожую на тюрьмы и концлагеря, которая дегуманизирует и инфантилизирует пациентов (практически заключенных). Она не только не обеспечивала эффективное лечение, но и вызывала симптомы психического заболевания. Такая жизнь не только не лечила психические заболевания, но и способствовала хронической форме болезни – состоянию, которое психиатр Рассел Бартон в 1959 году назвал «институциональным неврозом». Хотя книга «Приюты» и была новаторской работой и остается весьма уважаемой в социологических и психологических кругах, она не достигла широких масс так же, как исследование Розенхана.

Раздавая задания студентам, Розенхан описывал психиатрические больницы в том числе как «авторитарные», «унижающие достоинство» и «способствующие развитию болезни». Очевидно, он не надеялся обнаружить за их стенами какое-либо качественное лечение.

Возможно, именно поэтому Розенхан требовал, чтобы студенты получали разрешение от родителей на участие в исследовании, даже если они были старше восемнадцати лет. Правда, родители не очень-то поддерживали идею. «А это не опасно? – спрашивали они. – Кто-то может гарантировать, что настоящие пациенты не причинят им вреда? Что насчет персонала? Говорят, что иногда он плохо относится к пациентам». Как Розенхан мог быть уверен в том, что псевдопациентов не будут домогаться или им не навредят шоковой терапией или даже лоботомией, не говоря уж о лекарствах, которые могут быть подсыпаны, подмешаны или введены в виде инъекций? Одна мать наотрез отказалась, объяснив, что она работала в психиатрической больнице и никогда бы не доверила заботу о сыне ни одной психлечебнице. Другая же закончила свое письмо саркастичным предложением: «Настоящим даю вам разрешение на участие моего сына в вашем безумном эксперименте по безумию».