Следующим в психиатрическую больницу отправился муж Лоры, Боб. Он изменил работу с педиатра на лаборанта и поступил в государственную больницу Стивенсона – «абсолютно непримечательную» психиатрическую лечебницу. Прием перед госпитализацией продлился двадцать шесть минут. Психиатр диагностировал «шизофрению параноидного типа» – уже пятый такой диагноз. Для доктора было пыткой самому стать пациентом. «Гамбургер был так покрыт жиром, что выглядел и пах как склизкая смола. Картошка была водинистой… Не знаю, как пациенты едят эту дрянь. Я не могу», – писал Боб. Через три дня Боб перестал есть еду, которую там готовили, – только хлеб с маслом, редкие фрукты и пил кофе с чаем. «Ни в одной больнице не видел такой паршивой еды… Боюсь, здесь все слетело с катушек», – писал он, согласно Розенхану. Дела обстояли так плохо, что Лора и другие посетители тайком проносили еду: сэндвичи и «Oreo». Боб откладывал самые противные части пищи – куски серого мяса и неаппетитный соус – в салфетки, чтобы продемонстрировать эту мерзость своим посетителям. В своей неизданной книге Розенхан писал о Бобе: «Мы сами уже всерьез беспокоились о его “симптоме”. Раньше Боб никогда не был так привередлив в еде, а друзья и вовсе считали его всеядным. Его озабоченность тщательной подготовкой к заданию, возможном заболевании, случающиеся замечания о “яде” так пугали нас, что если бы его не выписали в тот день, мы бы сами отправились за ним». Боба выписали на девятнадцатый день с клеймом «шизофрения параноидного типа в ремиссии», но ни одна медицинская запись не касалась единственного настоящего симптома – он отказывался от еды. Он вышел из больницы «голодным, немного подавленным, но поумневшим».
Благодяря Джону, Лоре и другим данные полились рекой. К осени 1970 года Стэнфорд нанял Розенхана как приглашенного профессора во многом благодаря репутации автора гениального, но до сих пор не опубликованного исследования. Он дважды прочитал лекцию о своем опыте под названием «Одиссея в мир безумия: приключения псевдопациента в психиатрической больнице». Одному своему коллеге Розенхан писал: «Приношу извинения за нескромность, но полученные сведения чрезвычайно любопытны». С этим соглашались и остальные. Редактор журнала
В дикое лето 1970 года, когда мир был загипнотизирован судом над группой хиппи-наркоманов и их вдохновителем Чарльзом Мэнсоном, Розенхан отправился на запад. Он загрузил «Фольксваген» и поехал со своей молодой семьей в Калифорнию по живописному северному маршруту. «Эта страна чертовски красивая, лучше большинства тех, что я видел в Европе, – писал он своему другу. – Не только темно-синий, но и… изумрудно-зеленый ледник питал озера, бывшие симфониями тишины и уединения». Хотя на полпути сломалась камера, а дочь Нина подхватила ветрянку, Розенхан называл эту поездку волшебной. Городской житель все никак не мог забыть штат Айова: «Я просто не мог поверить в существование этих плодородных земель и был полностью очарован сплошными фермами и благопристойностью Среднего Запада. Я бы остался преподавать в Айове, даже если это будет стоить мне брака».
Когда Розенхан добрался до Пало-Альто, все фантазии о сельской жизни исчезли. «Нам очень повезло попасть сюда, – говорил он в письме бывшему коллеге из Суортмора. – Пало-Альто – прекрасное место для жизни: цивилизованное, урбанистичное и здесь всегда есть чем заняться». Вид из дома на ранчо в районе «Проф Хилл» близ Стэнфорда был великолепен, особенно когда рассеивался туман и открывались предгорья Санта-Круз. Восьмилетняя Нина трогательно говорила отцу, как им повезло попасть сюда. Молли ухаживала за новым огородом, собирала гранаты и посадила лимонное дерево, пока Джек помогал отцу подстригать живые изгороди. Вскоре Розенхан сменил свой «Фольксваген» на «Мерседес 190SL» 1957 года цвета серый металлик с красным кожаным салоном – автомобиль мечты его детства. Он полюбил фразу «Самая холодная зима в моей жизни – это август в Сан-Франциско», цитату, которую ошибочно приписывают Марку Твену. Розенхан использовал ее, чтобы умерить свое счастье, когда отправлял записи коллегам с востока. Несмотря на заключеный с Суортмором договор, он так туда и не вернулся. Через год после прибытия в Стэнфорд он стал профессором психологии и права. Должно быть, Розенхан ощущал, что Пало-Альто с его ярким солнцем, пышными садами и лимонными деревьями – благодатная земля для ученого. И до конца своей жизни он останется в колыбели Кремниевой долины.