Великолепная Софи

– Я надеюсь на это, скажем так. В конце концов, едва ли она отправится в путь одна, а он как раз тот человек, к кому она может обратиться за помощью в столь затруднительном положении. Возможно, получится не совсем так, но будьте уверены: если Чарльз не приедет вместе с Сеси, то примчится вскоре после нее. Давайте поднимемся в галерею, пока чай не готов!

Она первой направилась к лестнице, на ходу взяв с кресла свою дорожную дамскую сумочку. В галерее, протянувшейся вдоль северной стороны дома, было темно, как в склепе; тяжелые портьеры на высоких окнах были задернуты. Софи принялась раздвигать их, приговаривая:

– Здесь есть два Ван Дейка и даже полотно самого Гольбейна[98]: так нас уверили, хотя сэр Гораций в этом сомневается. А это – портрет моей матери кисти Хоппнера[99]. Я‑то ее не помню, но сэр Гораций никогда не придавал особого значения сходству – он говорит, что здесь она самодовольно и глупо улыбается, чего никогда не делала в жизни.

– Вы на нее не очень похожи, – заметил Чарлбери, глядя на портрет.

– О нет! Она была настоящей красавицей! – сказала Софи.

Он улыбнулся, но промолчал. Они перешли к следующей картине, а потом к другой, пока не добрались до конца галереи, и Софи заявила, что Матильда наверняка уже накрыла стол к чаю. Она решила, что нужно вновь задернуть портьеры, поэтому Чарлбери подошел к окнам сделать это вместо нее. Он завесил два окна и перешел к третьему, подняв руку, чтобы взяться за занавеску, когда Софи, стоя за его спиной, сказала:

– Задержитесь на секунду, Чарлбери. С этого места вам виден летний домик?

Он застыл с поднятой рукой и начал было говорить: «Да, я действительно вижу что-то среди деревьев, и вполне возможно, что это…» – когда сзади раздался оглушительный грохот. Он отскочил в сторону, схватившись за предплечье, которое насквозь пронзила раскаленная стрела – так ему, во всяком случае, показалось. Несколько мгновений он ничего не соображал, пребывая в сильнейшем потрясении, а потом заметил, что рукав его сюртука порван и опален выстрелом, что сквозь его пальцы сочится кровь и что Софи кладет на столик маленький элегантный пистолет.

Она слегка побледнела, но ободряюще улыбнулась и сказала, подходя к нему вплотную:

– Умоляю вас простить меня! Это был чудовищный поступок с моей стороны, но я подумала, что, если предупрежу вас, все выйдет намного хуже!

– Софи, вы с ума сошли? – в гневе воскликнул он, пытаясь замотать руку носовым платком. – Какого черта вы это сделали?

– Давайте пройдем в одну из спален, я перевяжу вам руку! У меня все наготове. Я боялась, что вы рассердитесь, потому что вам наверняка очень больно. Мне понадобилась вся моя решимость, чтобы сделать это, – сообщила она, осторожно направляя его к двери.

– Но зачем? Ради всего святого, что я такого сделал, что вы решили всадить в меня пулю?

– О, ровным счетом ничего! Вот в эту дверь, пожалуйста, и снимите сюртук. Я очень боялась, что у меня дрогнет рука, но ведь этого не случилось, не так ли?

– Да, вы не промахнулись, разумеется! Это, в сущности, не рана, а царапина, но я по-прежнему не понимаю, для чего…

Она помогла ему снять сюртук и закатать рукав сорочки.

– Да, это всего лишь поверхностная рана, чему я крайне рада!

– И я тоже! – мрачно сообщил его светлость. – Полагаю, мне повезло, что я не убит наповал!

Софи рассмеялась.

– Какой вздор! С такого расстояния? Однако я и впрямь думаю, что сэр Гораций гордился бы мною, потому что рука у меня оставалась твердой, как если бы я стреляла по мишени. Было бы куда хуже, если бы она задрожала, знаете ли. Присядьте, чтобы я могла промыть рану!

Он повиновался, держа руку над тазиком с водой, о котором она предусмотрительно позаботилась. Его светлость обладал несомненным чувством юмора, и теперь, когда первый шок прошел, он не мог не улыбнуться.

– Да уж! – заметил он. – Легко вообразить себе родительскую гордость при виде столь отважного подвига! Но решимость – неподходящее слово, Софи! Неужели при виде крови вы не испытываете головокружения, не говоря уже о том, чтобы упасть в обморок?

Не прекращая промывать рану, она подняла на него глаза и улыбнулась.

– Господи помилуй, нет, конечно! Я не настолько сентиментальна, чтоб вы знали!

При этих ее словах он откинул голову и расхохотался.

– Нет-нет, Софи! Вы действительно не сентиментальны! – с трудом выдавил он, обретя способность говорить. – Великолепная Софи!

– Сидите, пожалуйста, смирно! – строго сказала она, промокая его руку чистой тканью. – Видите, кровь уже почти не идет! Сейчас я смажу рану целебной мазью, а потом перебинтую, и все будет в порядке.

– Я решительно не в порядке, а скоро рана наверняка воспалится, отчего у меня начнется жар. Зачем вы это сделали, Софи?

– Видите ли, – серьезно ответила она, – мистер Уичболд сообщил мне, что Чарльз или вызовет вас на дуэль за эту эскападу, или отправит в нокаут, а мне не хотелось, чтобы с вами случилось что-либо подобное.

Его веселость исчезла в мгновение ока. Схватив ее здоровой рукой за запястье, он воскликнул: