— Бруно меня любит. Слушает меня, уважает мое мнение. Если я приду к нему и скажу, что Мило Зеччи работал на него многие годы, работал хорошо и заслужил, чтобы теперь выплачивать ему пенсию на уровне его бывшего заработка, — он бы признал, что я прав, и согласился.
Тина подумала, что, как ни странно, ситуацией владеет она. Сказала:
— Ты верно рассуждаешь. Я уже давно вижу, что отцу не по себе. Ему нужно бы бросить работу и отдохнуть.
— Я об этом и говорю.
— И ты мог бы это устроить?
— Наверняка.
— И что ты за это хочешь?
Меркурио повернулся к ней, не пытаясь придвинуться. Голос его зазвучал почти просительно.
— Я хотел бы как-нибудь вечером пойти куда-нибудь с тобой.
— Куда?
— В кино. В ресторан поужинать, потанцевать. Куда захочешь.
— А чем это кино, или ужин, или что-то кончится? — В ее голосе ясно звучала ирония.
— Я отвезу тебя обратно.
— Куда?
— Домой, куда же еще.
— Рассчитываешь ли ты, что мы займемся любовью?
— Если ты этого захочешь, — покорно согласился Меркурио.
Тина расхохоталась.
— «Если ты этого захочешь…» — наконец выговорила она. — Вот это здорово! Я еще не слышала, чтобы девушке принадлежало решающее слово. Просто необычайно здорово! — Выходя из машины, она еще смеялась. — Я об этом подумаю, уважаемый синьор Меркурио!
Услышав, как за ее спиной рванула с места машина, она снова тихонько рассмеялась.
Дома скандал был в разгаре. Тина попыталась ускользнуть, но мать повелительным жестом призвала ее обратно.
— Может быть, тебе удастся уговорить отца взяться за ум! Попытайся!
— Если он тебя не слушает, то меня тем более.
— А ты попробуй! Может быть, и справимся общими усилиями.
Он просто зациклился на двух мыслях. Во-первых, ему ужасно хочется, чтобы синьор Брук помог ему советом.
Тина удивилась.
— Как это? — спросила она. — Он же вчера здесь был?
— Верно. Синьор Брук пришел к нам, согласился поговорить с отцом. Это было очень мило с его стороны, видно сразу, он джентльмен, и к тому же сразу видно, у него столько работы — головы не поднять. Он выказал большую любезность, что пришел.
— Ну так…
— Подожди. Синьор Брук отправился с отцом в мастерскую, помнишь? Они были там вместе чуть ли не весь вечер. И о чем говорили? — Аннунциата сделала паузу, чтобы достичь большего эффекта, потом победоносно взмахнула рукой и процедила два слова: — Ни о чем.
Мило открыл рот, словно хотел что-то сказать, но закрыл его снова.
— Они торчали там битый час и не поговорили ни о чем, ни о чем существенном. Только о гробницах, и керамике, и бронзе, о вине, и о погоде, и о том, что все дорожает.
Тина повернулась к отцу.
— Но почему, папа?
Мать перебила ее:
— Почему? Потому, что он вбил себе в голову кое-что еще, псих ненормальный. Что лучше ничего не говорить, чтобы Диндони сверху не услышал.
Тина мысленно вернулась в тот вечер и сказала:
— Это невозможно. Мы же видели, как он ушел.
— Мог вернуться через двор и черным ходом пройти в свою комнату.
— Виден был бы свет.
— Необязательно, он мог войти на ощупь.
— Да, — заметила Тина, — на Диндони это было бы похоже, такая гнусная крыса! Но почему ты думаешь, что он там был? Есть причина?
— Я его слышал, — сказал Мило. — Я еще не оглох. Точно, он так и присох ухом к полу.
— Ну, если ты хочешь поговорить с синьором Бруком, приведи его в кухню.
— Не могу же я утруждать его еще раз.
— Нет, — сказала Тина, — тут ты прав. Теперь, если ты хочешь его видеть, нужно идти к нему.
— Ты попросишь его меня принять?
— Конечно. Прямо завтра утром.
— Согласится?
— Откуда я знаю? Спрошу. Придешь после ужина к нему домой.
— К нему домой я не пойду.
Аннунциата не выдержала.
— И вот это он тоже вбил себе в голову: что за ним следят.
— Следят?
— Якобы двое мужчин. Он их всюду видит.
— Не призраки, нет? — пошутила Тина.
— Это не шутки! — рассердился Мило. — Они здесь. Я их видел. Непрерывно наблюдают за мной. Пойди я к синьору Бруку домой, устроят так, что не дойду, я знаю.
Женщины переглянулись. Аннунциата беспомощно вздохнула.
— Видишь, как обстоят дела, дитя мое.
— Но все-таки устроить это можно, — сказал Мило. — Разумеется, если синьор Брук согласится. Я понимаю, что хочу от него слишком многого. Завтра я иду к доктору. Это на Виа Марцелина, и я вечером последний пациент. К тому времени стемнеет. Там есть черный ход через сад в переулок, за ним наверняка следить не будут.
— До тебя так и не дошло, что эти типы — плод твоей фантазии, — Аннунциата рассердилась не на шутку.
— Я еще не слепой.
— Зато старый, а старикам вечно кажется, что за ними следят, подслушивают и все в таком духе.
— Это не фантазия! — Мило затрясло от гнева. — Я их видел десятки раз.
Положив руку ему на плечо, Тина, успокаивая, погладила его и сказала:
— Продолжай, пожалуйста, — и так взглянула на мать, что та умолкла. — Что дальше? Ты выйдешь от доктора Гольдони через сад. А потом?
— Пойду дальше по Виа Канина до кладбища, там есть небольшая площадка, чтобы машины могли развернуться. В десять вечера там будет пусто. Не мог бы синьор Брук приехать туда? От Виале Микеланджело это не больше пяти минут. Сидя в машине, могли бы поговорить начистоту.
— Хорошо, папа, я его попрошу, — сказала Тина.