Венедикт Ерофеев: человек нездешний

Страдальческая жизнь Венедикту Ерофееву была в тягость. Она постоянно держала его в напряжении. Избавление от этого гнетущего состояния, хотя бы временное, означало сохранение самого себя — бесхитростного, незлобивого и прямодушного человека. Чтобы окончательно не упасть духом, в России, и не только в ней одной, прибегают с испытанному средству — пьём да посуду бьём, а кому немило — того в рыло. Действительно, а как ещё непринуждённо развеять меланхолические настроения и окончательно не утратить вкуса к жизни? Не случайно к пьяницам в христианских странах относятся, мало сказать, с легкомысленным снисхождением, а подчас — с нескрываемой симпатией, забывая Евангелие, где сказано: «Ни веры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники — Царства Божия не наследуют» (1 Кор. 6:10).

Понятно, что такой путь к преодолению страдания и избавлению от сансары через искусственное расслабление противоречит и буддийским установкам: не курить, не пить, не принимать наркотики, не сквернословить. Как-то не вяжется с моралью благочестивого индуса такая фраза: «...только питьё держит в равновесии тело и душу»⁹. Это цитата из Генриха Бёлля, занесённая Венедиктом Ерофеевым в блокнот. Выпивка даже облегчает телесные муки, связанные с тяготением сансары: «Выпьешь — и это тебя сократит». К чести Венедикта Ерофеева, он не претендует на роль гуру: «Ухожу, ухожу я из мира скорби и печали, которого не знаю, в мир вечного блаженства, в котором не буду»¹⁰.

Как и Сиддхартха Гаутама Будда, Венедикт Ерофеев объявил о разрыве с прежним духовным миром, в котором ложь опиралась на несоотносимую с ходом жизни идеологию. В этом мире не находилось места инакомыслию. В нём отсутствовало право выбора, а свобода воли исключалась объявлением государства доминирующей ценностью среди всех прочих. Понятия морали и нравственности переосмыслялись в угоду сиюминутным интересам правящей верхушки Только уже по одной этой причине представляющее такой мир государство является преступным по отношению к своим гражданам.

Подобные рассуждения уже стали расхожими в современной русской литературе. Например, Тимур Кибиров в романе «Лада, или Радость: Хроника верной и счастливой любви» пишет об одной из своих героинь: «Чёрт догадал Александру Егоровну родиться в стране, “что не любит шутить, а ровнем-гладнем разметнулась на полсвета” под властью могущественной ОПГ, известной в криминальной истории под кличкой РСДРП(б), она же ВКП(б), она же КПСС»¹¹.

Вернёмся к буддизму. Совсем уж буддийская максима присутствует в рассуждениях Венедикта Ерофеева о вреде эго: «Всё на свете должно происходить медленно и неправильно, чтобы не сумел загордиться человек, чтобы человек был грустен и растерян»

¹². Его жизнь своей трагичностью и контрастами напоминает жизнь буддийского монаха, ступившего на путь освобождения от иллюзий сансары и её притяжения. Да и относительная бытовая стабильность в жизни Венедикта Васильевича складывалась не так, как это обычно происходит со многими людьми. По сравнению с жизнью Варлама Тихоновича Шаламова[423]

, перетерпевшего мытарства и муки сталинских лагерей, жизнь эта всё-таки, несмотря на сопутствующие ей передряги, проходила относительно спокойно и даже большей частью в окружении симпатичных и свободомыслящих людей.

Венедикт Ерофеев не пошёл по пути полной самоизоляции. Этот путь предложил Варлам Шаламов, исходивший из собственного жизненного опыта.

Как добиться в атеистическом государстве того, чтобы творческое начало в каждом человеке, данное Богом, раскрылось? Автор «Колымских рассказов», на много лет старше Ерофеева, был убеждён, что «одиночество — оптимальное состояние человека», ведущее его к самоосуществлению самого себя.

Ступать на путь, предложенный Варламом Шаламовым, не было необходимости. Время было уже другим, почти что вегетарианским. Время коллективных усилий, направленных к освобождению от большевистских мифов и идеологического насилия. Ложь и цинизм в советском обществе достигли апогея. Поток информации, исходящий от СМИ, был настолько разнообразным, что у людей, неискушённых в политике, всё в голове перемешивалось и несколько новостей слипались в одну сногсшибательную новость. Так в то время рождалось множество слухов, совершенно неправдоподобных. Венедикт Ерофеев записал по этому поводу 28 февраля 1980 года один, названный им прелестным, анекдот: «Две старушки после жэковской политинформации: “Что делается-то! В Афганистане поймали иранского шаха, ампутировали ему ногу и сослали в Горький”»¹³.