Читаем Венедикт Ерофеев «Москва – Петушки», или The rest is silence полностью

Все говорят: нет правды на земле.Но правды нет – и выше. Для меняТак это ясно, как простая гамма[200].

Пушкинский Сальери – способный, старательный ремесленник. Его отчаянный бунт против Бога – страх посредственности за выживание. Моцарт, гений – сама жизнь. Смерть его Пушкиным не описана, последний раз «сын гармонии» уходит со сцены живым. «Гармония – согласие мировых сил, порядок мировой жизни… ее чувствуют все, но смертные иначе, чем Бог – Моцарт», – писал Блок[201]

. Смерть гения – абстрактность, второстепенность. Реально – бессмертие души, отразившейся во вселенной звуков, мистика «Реквиема», «правда» духа, недостижимая для Сальери: «Гений и злодейство – две вещи несовместные…» Преступление приносит Сальери не освобождение, но разрушительную, безмилостную муку сомнения и обреченности. В этом значение вопросительного знака, которым кончается последний монолог знатока всех «правд» в «маленькой трагедии»:

            …но ужель он прав,И я не гений? Гений и злодействоДве вещи несовместные. Неправда:А Бонаротти? или это сказкаТупой, бессмысленной толпы – и не был
Убийцею создатель Ватикана?[202]

Знак, под которым разворачиваются события в абсурдном фарсе Веничкиного сна, – агрессия посредственности. Революция – «суета и мудянка» – удел всех «сальери». В глубокой сути ее заложена мистическая безысходность:

«Битой посуды будет много»; но «нового здания не выстроится». Ибо строит тот один, кто способен к изнуряющей мечте; строил Микель-Анджело, Леонардо да-Винчи; но революция им «покажет прозаический кукиш» и задушит еще в младенчестве, лет в 11–13, когда у них окажется «свое на душе»[203].

Не плодотворность – первый пункт отвращения В. Е.:

Тут я сразу должен оговориться, перед лицом совести всего человечества я должен сказать: я с самого начала был противником этой авантюры, бесплодной, как смоковница (190).

_______________________

На другой день, когда они вышли из Вифании, Он взалкал;

И увидев издалека смоковницу, покрытую листьями, пошел, не найдет ли чего на ней; но пришед к ней, ничего не нашел, кроме листьев, ибо не время еще было для собирания смокв.

И сказал ей Иисус: отныне да не вкушает никто от тебя плода вовек. И слышали то ученики Его…

Поутру, проходя мимо, увидели, что смоковница засохла до корня (Марк. 11: 12–14, 20)

Весь реформаторский запал бредового переворота построен на смещении основных материальных потребностей. У Розанова:

Все соц. – демократ. теории сводятся к тезису: «хочется мне кушать». Что ж, тезис-то прав. Против него «сам Господь Бог ничего не скажет». «Кто дал мне желудок – обязан дать и пищу». Космология[204]

.

Петушинская космология основана на тезисе «Хочется выпить!». Иными словами: вложивший бессмертную душу обязан дать и спирт! Постановка вопроса «нового человека», идиллическое бытие которого цитирует герой «Москвы – Петушков»:

Лучше сделаем вот как: все пойдем в луга готовить пунш… (193)

_________________

…аромат несется, окрестные луга озарились огнем, в лугах варят пунш…[205]

В сложных обстоятельствах «революционного» сна В. Е. сохраняет чувства чести и ответственности, как оно и подобает русскому интеллигенту:

Но раз уж начали без меня – я не мог быть в стороне от тех, кто начал. Я мог бы, во всяком случае, предотвратить излишнее ожесточение сердец и ослабить кровопролитие (190).

_______________

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимосич Соколов

Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное