Венедикт Ерофеев «Москва – Петушки», или The rest is silence

«Милая странница!!!?»

Я вздрогнул и отошел в другой конец тамбура. Что-то неладное в мире ‹…› Я на всякий случай тихонько всего себя ощупал: какая же я после этого «милая странница»? (196–197)

Вспомним лермонтовское: «Тучки небесные, вечные странники…»[208] «Тучки» – слово женского рода. Дважды они обозначены мужскими существительными: странники, изгнанники. «Тучки» – символ бесприютности, внеземной отстраненности, холода. Пол – самая земная человеческая примета. С его «потерей» запутанность пути героя «Москвы – Петушков» приобретает вселенский характер. Гротеск стремительно перерастает в трагедию:

Чернота все плыла за окном, и все тревожила. И будила черную мысль (198).

__________________

МоцартМне день и ночь покоя не даетМой черный человек. За мной повсюду

Как тень он гонится. Вот и теперьМне кажется, он с нами сам-третейСидит.Сальери            И полно! Что за страх ребячий?Рассей пустую думу. БомаршеГоваривал мне: «Слушай, брат Сальери,Как мысли черные к тебе придут,Откупори шампанского бутылку

Иль перечти „Женитьбу Фигаро“»[209].

Веничка следует двойному совету: выпив, он бросается к поэзии. Сначала – стилизация нравоучительного Саади: «…будь прям и прост, как кипарис, и будь, как пальма, щедр» (196). Далее – Есенин:

Постой, Веничка, не торопись. Глупое сердце, не бейся (204).

____________________

Глупое сердце, не бейся,Все мы измучены счастьем,Нищий лишь просит участья,Глупое сердце, не бейся[210].

Путь из «четвертого тупика» в Петушки оказался дорогой во тьму. Круг смысловой композиции начинает замыкаться. Безумие, потеря сознания, гибель наваливаются на героя. Опять: «…сердце вступило в единоборство с рассудком», – пытаясь смягчить сознание подступающего конца (198).

Да чем же она тебе не нравится, эта тьма? Тьма есть тьма, и с этим ничего не поделаешь. Тьма сменяется светом, а свет сменяется тьмой – таково мое мнение. Да если она тебе и не нравится – она от этого тьмой быть не перестанет. Значит, остается один выход: принять эту тьму. С извечными законами бытия нам, дуракам, не совладать (198).

«Эта тьма» – евангельский рассказ о сумраке перед распятием: «От шестого же часа тьма была во всей земле до часа девятого» (Матф. 27: 45). Наступлению тьмы на петушинской ветке предшествовали искушения, как у Иисуса Христа после сорока дней поста в пустыне. К Веничке подступает Сатана. Первый диалог героя с Ним сопоставим с разговором с «ангелами Господними» в начале пути:

Ангелы Господни! Это вы опять?

– Ну конечно мы, – и опять так ласково!..

– А знаете что, ангелы? – спросил я, тоже тихо-тихо.

– Что? – ответили ангелы.

– Тяжело мне…

– Да мы знаем, что тяжело, – пропели ангелы (125).

– Так это ты, Ерофеев? – спросил Сатана.

– Конечно, я. Кто же еще?..

– Тяжело тебе, Ерофеев?

– Конечно, тяжело. Только тебя это не касается. Проходи себе дальше, не на такого напал… (197)

«Сам сатана принимает вид Ангела света…» (2Кор. 11: 14), и, очевидно, раздвоенность мира героя сказывается на природе метафизических сил, с которыми он вступает в общение: «Ангелы» – Веничкин гений, призрак, «прекрасное сердце», тянущее в Петушки. Сатана – рассудок, Сальери трезвого сознания, приступающий с искушениями:

– А раз тяжело, – продолжал Сатана, – смири свой порыв. Смири свой духовный порыв – легче будет.

– Ни за что не смирю.

– Ну и дурак.

– От дурака слышу (198).