…я дал им почитать «Соловьиный сад», поэму Александра Блока. Там в центре поэмы, если, конечно, отбросить в сторону все эти благоуханные плеча и неозаренные туманы и розовые башни в дымных ризах… (138)
Сентенциозный, литературно-лирический «полив», сравнимый Вайлем и Генисом с гоголевским стилем письма:
Утром плохо, а вечером хорошо – верный признак дурного человека. Вот уж если наоборот – если по утрам человек бодрится и весь в надеждах, а к вечеру его одолевает изнеможение – это уж точно человек дрянь, деляга и посредственность. Гадок мне этот человек. Не знаю как вам, а мне гадок.
Конечно, бывают и такие, кому одинаково любо и утром, и вечером, и восходу они рады, и заходу тоже рады, – так это уж просто мерзавцы, о них и говорить-то противно (131).
Ибо жизнь человеческая не есть ли минутное окосение души? и затмение души тоже. Мы все пьяны, только каждый по-своему, один выпил больше, другой меньше. И на кого как действует: один смеется в глаза этому миру, а другой плачет на груди этого мира (213).
В первом случае гоголевская реминисценция подчеркнута украинским «любо», во втором – гоголевской парафразой.
Стилизация литературно-народной речи, встречающейся в сказках, но и в литературе (вспомним хотя бы Лескова):
Я говорю: «Хозяюшка!» – голосом таким пропитым и печальным говорю: «Хозяюшка! Зверобою мне, будьте добры…» (172).
Философски-отвлеченная манера выражений попадает в поле писательского обстрела, придавая приниженностью темы особую контрастность соотношению формы и содержания:
…
Примеры непосредственных стилизаций-цитат:
Все голоса у всех певцов одинаково мерзкие, но мерзкие у каждого по-своему (127).
Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему[237]
.…ты ведь уже рисуешь буквы, значит, можешь думать сам… (146)
Cogito ergo sum. – Я мыслю, следовательно (значит), я существую.
Вторая цитата не столь безусловна, как первая: в случае цитации Декарта можно говорить скорее об использовании формального логического построения. Но напомним, что в опубликованной пьесе «Вальпургиева ночь, или Шаги командора» герой-алкоголик регулярно порывается цитировать Декарта[238]
.Интереснейшей особенностью прозы Венедикта Ерофеева является включение в текст прозы поэтических размеров:
Зато какая гармоническая сука! 148) – ямб;
Я снова лгу перед лицом Твоим, Господь! (189) – ямб;
Играй, пышнотелая блядь, истомившая сердце поэта! (149) – амфибрахий;
Началось шевеленье и чмоканье (165) – анапест;
Что мне выпить во имя Твое?.. (157) – анапест.
Примеры легко умножить[239]
. В книге часто встречается «трехдольная проза» с нерегулярной метрикой:О, блудница с глазами, как облака! О, сладостный пуп! (150)
Я бежал и бежал сквозь вихорь и мрак, срывая двери с петель. Я верил, что поезд «Москва – Петушки» летит под откос (210).