Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы

Арманда Блюэтта стошнило.

Девушка движением плеч набросила накидку и направилась к двери. Отодвинув засов, она пропела сладеньким голоском:

– Это было так чудесно, дорогой Ар-манд. Давай повторим еще раз…

Разум Арманда потратил почти час, чтобы выбраться из бездны паники, в которую он провалился. В течение часа он сидел, поджав ноги, на диване в луже собственной блевотины и тупо смотрел на тесак и три белеющих пальца.

Три пальца.

Три пальца левой руки.

Где-то на задворках разума притаилось понимание. Пока что он не пропускал его вперед. Но оно непременно выйдет наружу. Прорвется. И тогда его охватит всепоглощающий ужас – это он тоже знал.

11

«Дорогой Бобби, – писала Кей, – мне тяжко сознавать, что ты получаешь письма без обратного адреса. У меня все хорошо. Это главное. У меня все хорошо, братик, не волнуйся. У твоей старшей сестрички все в порядке.

Я в полном здравии. Возможно, ты это оценишь в своей красивой, опрятной больнице. Постараюсь написать попроще и покороче.

Однажды утром я работала в конторе, и пришел этот ужасный Блюэтт. Ему пришлось несколько минут ждать, прежде чем его примет старый мистер Хартфорд, и он, как обычно, начал свои липкие ухаживания. Я его успешно отшивала, пока мерзкий старый хорек не завел речь о папиных деньгах. Ты помнишь, что их должны выплатить, когда мне исполнится 21 год, если только опять не вылезет наружу старая тяжба о компаньонской доле. Тогда дело направят в суд. А Блюэтт – судья по делам о наследстве. Даже если его самого не допустят к слушанию дела, ты знаешь, что он способен повлиять на других судей. Короче, если я буду паинькой и уступлю всем грязным желаниям его Вашести, завещание не опротестуют. Я жутко испугалась, Бобби. Ты ведь помнишь, что деньги предназначены для оплаты твоей учебы. Я не знала, как быть. Мне требовалось время подумать. Я пообещала встретиться с ним вечером в ночном клубе.

Бобби, это был тихий ужас. Я была готова взорваться прямо за столиком, когда старый козел на минуту отлучился. Я не знала, что делать – дать ему в морду или сбежать. Вдобавок страшно испугалась. Тут вдруг подходит какой-то парень, местный гитарист, и заговаривает со мной. Мой ангел-хранитель. Видимо, подслушал треп судьи. Парень посоветовал мне в тот же вечер сделать ноги. Я его тоже поначалу испугалась, но потом разглядела его лицо. Ох, Бобби, какое у него хорошее лицо! Он предложил мне денег, сказал, что я могу вернуть их, когда захочу. Посоветовал немедленно уехать из города, любым поездом. Потом сунул мне в сумочку триста долларов и тут же ушел. Напоследок попросил согласиться на еще одно свидание с судьей следующим вечером. Я и возразить не успела – он пробыл около меня три минуты и все это время говорил сам. Затем вернулся судья. Я похлопала глазками старому дураку, как падшая женщина, и ушла. Через двадцать минут села в поезд на Элтонвиль, а приехав на место, не стала останавливаться в гостинице. Дождалась, когда откроются магазины, купила себе смену белья, зубную щетку и сняла комнату. Поспала пару часов и в тот же день устроилась на работу в единственный магазин грампластинок. 26 долларов в неделю – мне хватит.

Что потом было дома, я даже не знаю. Сижу, затаив дыхание, и жду каких-нибудь новостей. Торопиться не буду. Время пока есть, со мной все в порядке. Свой адрес называть не буду, милый, лучше буду писать почаще сама. Судья Блюэтт может придумать, как перехватить мои письма. Нужна осторожность. Он опасный человек.

Вот как обстоят дела, милый. Что дальше? Буду следить за сообщениями о его Бесстыдстве в местных газетах и надеяться на лучшее. Что касается тебя, дорогой, обо мне не переживай. Я неплохо устроилась. Получаю всего на несколько долларов в неделю меньше, чем дома, зато здесь намного безопаснее. Работа не тяжелая, музыку любят в основном хорошие люди. В таком режиме, если потребуется, можно прожить хоть целый год, потери невелики. Трудись не покладая рук, дорогой мой. Я на тысячу процентов с тобой. Писать буду часто.

Любящая тебя

старшая сестра Кей».

(Это письмо нанятый Армандом Блюэттом вор-форточник нашел в комнате студента медфакультета Роберта Хэллоуэла.)

12

– Да, Пьер Людойе – это я. Входите. – Он отстранился, пропуская девушку.

– Благодарю, господин Людойе. Вы, должно быть, страшно заняты. И возможно, не сумеете мне помочь.

– Даже если сумею, не факт, что помогу. Присаживайтесь.

Девушка заняла стул с сиденьем из гнутой фанеры, стоявший у конца наполовину письменного, наполовину лабораторного стола, занимавшего почти всю дальнюю стену трейлера. Хозяин жилища посмотрел на посетительницу с прохладцей. Мягкие соломенные волосы, глаза, меняющие оттенок с грифельно-серого до небесно-голубого, напускная холодность, за которой он опытным взглядом различал истинное положение вещей. «Взволнована, напугана и чего-то стыдится».

– Мне требуется кое-что узнать, – начала девушка. – Это случилось много лет назад. Я почти забыла, но потом увидела ваши плакаты и вспомнила… – Она беспокойно сплетала и расплетала пальцы.