– Тогда прошу прощения за удар прямо в зубы. Если вы не поступите, как я предлагаю, этот козел… – Он лаконично, простыми словами в точности обрисовал, что с ней сделает «этот козел». Потом ловким жестом сунул банкноты в ее сумочку и удалился.
Потрясенная, испытывающая тошноту Кей дождалась возвращения Блюэтта из мужского туалета. Воображение у нее было воистину живое и красочное.
– Пока я отлучался, – сказал Арманд, усаживаясь и делая знак официанту, чтобы принесли счет, – знаешь, что я делал?
«Именно этого мне не хватало знать для полноты ощущений», – подумала Кей. Но вслух вяло спросила:
– Что?
– Я думал о своем местечке и о том, как было бы чудесно прийти туда и застать там тебя после окончания тяжелого рабочего дня в суде. – Он глупо ухмыльнулся. – Причем никто даже не узнал бы.
Кей мысленно пробормотала «Боже, прости меня, ибо не ведаю я, что творю» и отчетливо произнесла:
– Мысль, по-моему, соблазнительная.
– И ты не…
На мгновение ей стало жалко пожилого ловеласа. Он приготовил снасти, наточил и смазал крючки, отработал заброс до совершенства, а она сломала весь кайф – привезла тачку, доверху нагруженную свежей рыбой. Взяла и уступила.
– Ну-у… – сказал он. – Я… гм-м-м! Официант!
– Но, – лукаво добавила она, – не сегодня, Ар-манд.
– Давай прямо сейчас, Кей. Пошли, посмотришь. Здесь недалеко.
Девушка мысленно поплевала на ладони, набрала в легкие воздуха и нырнула в пучину, сама удивляясь, как согласилась пойти таким замысловатым путем. Она дважды хлопнула ресницами и нежным голоском пропела:
– Ар-манд, я не так опытна, как ты, и я… – Запнувшись, она потупила глаза. – Я хочу, чтобы все было как можно лучше. А сегодня – все так неожиданно, я не планировала, вдобавок уже страшно поздно, мы оба устали, а завтра мне на работу, и кроме того… – Она оборвала фразу. Экспромтом родилась самая расплывчатая и колоритная фраза ее жизни. – Кроме того, – прошептала она, красиво заламывая руки, – я
Лицо судьи претерпело четыре отчетливых смены выражения. Прежде чем Арманд Блюэтт успел выдохнуть, она добавила:
– Завтра, Ар-манд. Только… – Она покраснела. В детстве, читая «Айвенго» и «Зверобоя», она училась перед зеркалом вызывать румянец. Тогда у нее ни разу не получилось. А сейчас – пожалуйста, – …пораньше.
В уме щелкнуло изумление – на этот раз от мысли «почему мне это раньше не пришло в голову?»
– Завтра вечером? Придешь? – выдохнул Арманд. – Точно придешь?
– В котором часу, Ар-манд? – покорно спросила она.
– Ну, э-э… скажем, в одиннадцать?
– Ой, в это время здесь будет полно народу. Лучше в десять, до окончания программы.
– Я всегда знал, что ты умница, – восхищенно проговорил судья.
Кей ухватилась за довод и поднажала.
– Здесь вечно много народу, – сказала она, озираясь по сторонам. – Знаешь ли, нам лучше уйти порознь. На всякий случай.
Судья в восторге покачал головой.
– Только я… – Она замолчала, глянула на его глаза, рот. – Я просто уйду и все. – Кей щелкнула пальцами. – Не прощаясь…
Она вскочила со стула и выбежала вон, прижимая к себе сумочку. Когда она пробегала мимо сцены, гитарист едва слышно – для нее одной, почти не шевеля губами, произнес:
– После такого не мешает прополоскать рот бурбоном.
10
На следующий день достопочтенный судья по делам о наследстве Арманд Блюэтт покинул здание суда сразу же после обеда. Одетый в темно-коричневый деловой костюм, он пересек город на такси, расплатился с водителем и юркнул в узкий переулок. Пройдя мимо нужного подъезда два раза и убедившись, что за ним никто не наблюдает, нырнул внутрь, заранее достав ключ.
Наверху, ничего не упуская, произвел осмотр владений – двухкомнатной квартирки с кухонькой. Открыл все окна, чтобы выгнать застоявшийся дух. Между диванными подушками обнаружил шелковый шарфик, источающий аромат дешевых духов. Хрюкнув, бросил его в печку: «Ты больше не понадобишься».
Заглянул в холодильник, на кухонные полки, в туалетный шкафчик. Пустил воду, открыл и закрыл газ, включил свет. Проверил, как работают лампы на краю стола, торшер, радиоприемник. Почистил небольшим пылесосом ковры и тяжелые портьеры. Наконец, удовлетворенно хмыкнув, отправился в санузел, тщательно вымылся и побрился, окутав себя облаками талька и одеколонным туманом. Подстриг ногти на ногах, потом долго стоял перед зеркалом, выпячивая грудь в разных позах и любуясь собой сквозь розовые очки собственного «я».
Тщательно оделся, выбрав сдержанный костюм в мелкую ломаную клетку и призванный пускать пыль в глаза галстук, проторчал перед зеркалом еще добрые четверть часа, присел и покрасил ногти бесцветным лаком, после чего начал мечтательно расхаживать, помахивая дряблыми ладошками и проигрывая в уме порядок действий, вполголоса репетируя реплики для остроумного, изысканного диалога. «Кто навел глянец на твои глазки? – бормотал он. – Дорогое мое дитя, это было всего лишь начало, пустяк. Гармонический этюд, предвосхищающий сложную инструментальную партию плоти… Нет, для этого она слишком молода. Гм. Ты сливки в моем кофе… Нет! Для этого недостаточно стар я сам».