Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы

– А что вы собираетесь сделать с Кесбу и – той, другой?

Миелвис улыбнулся.

– Все было бы просто, если бы не этот непредсказуемый Филос, его потерянный и вновь обретенный Фраур, да еще и их ребенок! Я даже предположить не мог что-либо подобное.

Он помолчал и продолжил:

– Вряд ли Кесбу удастся вернуть в его прежнее состояние. Он никогда не забудет, что побывал Чарли Джонсом – хотя бы и во сне. Тем более что все наши центры он реально посетил! Он уже взрослый, и в настоящего ледомца его не превратить. Можно было бы сделать это частично, но я не буду этим заниматься – ему и так хватило трансформаций!

– Но присутствие Саутин открывает перед нами новые возможности. Вы о них подумали?

Гросид обменялся с Називом взглядом.

– Мы могли бы построить им дом, – сказал он.

– Только не в Первом медицинском, – покачал головой Миелвис. – Они слишком… Они слишком от нас отличаются. Конечно, некоторая забота, даже любовь смягчат эти различия, но нельзя требовать слишком многого и от них, и от нас. Никогда не забывай, Гросид, кто мы есть, в чем наша сущность, и ради чего мы существуем. До нас человечество никогда не обретало способности мыслить столь объективно, ведь людей всегда раздирали противоречия, присущие всем бинарным системам. И только в нашей культуре все различия – за исключением индивидуальных – были преодолены. Но Кесбу и Саутин отличают не индивидуальные различия, а видовые. Мы, ледомцы, вероятно, справились бы с этим лучше, чем эти homo sapiens, но мы слишком молоды и не очень опытны. Мы – всего четвертое поколение Ледома…

– Неужели? – удивился Назив. – А я думал… То есть я не знал…

– Знают об этом совсем немногие. Другим это вообще неинтересно. Мы устроены таким образом, что озабочены прежде всего будущим, а не прошлым. Но, поскольку от этого зависит то, как нам поступить с Кесбу и Саутин, я кратко расскажу вам, как возник Ледом.

– Хорошо, что кратко – мы так мало знаем!

Миелвис выждал мгновение и начал:

– Жил некий homo sapiens. Великий, хотя я и не знаю, считался ли он таковым среди своих современников. Вероятно, считался. Я думаю, по профессии он был либо физиолог, либо хирург, но по сути он был чем-то гораздо большим. Он сильно недолюбливал человечество, но не за то зло, которое люди творили, а, скорее за то, что они в самих себе уничтожали доброе начало, заложенное природой. И пришло ему в голову, что человечество, которое за несколько тысяч лет превратилось в раба своих страстей, неизбежно уничтожит себя, если не будет создана культура, в которой будут упразднены все различия, что разделяют людей, а общество станет хранить верность одной лишь человечности.

Миелвис помедлил мгновение и продолжил:

– Долгие годы он работал в одиночестве, но в конце концов, как мне известно, к нему присоединились несколько единомышленников. Имена их неизвестны. Homo sapiens считают – память есть форма почитания предков. Наши же предки предписали нам ничего не наследовать у древнего человечества. Зато они создали нас, определили способ нашего существования, дали нам нашу религию и церебростиль, первичные знания об А-поле, а также помогли первому поколению встать на ноги.

– Тогда кто-нибудь из нас должен знать кого-то из наших создателей, – неожиданно сказал Назив.

– Наверное, – пожал плечами Миелвис. – Но что с того? Эти люди одевались, жили и говорили как ледомцы. Один за другим они либо умерли, либо исчезли. И мы не обращали на них особого внимания. Ребенок принимает то, что видит вокруг себя, как должное. Мы, все четверо, являемся учителями нашего народа. Учителями были и они. И все, о чем они нас просили, так это – сохранить в человеке человечность. Сохранить не искусства, не музыку, не литературу, не архитектуру и все такое прочее. Нет! Сохранить, сберечь человечность как суть человечества.

Миелвис на секунду замолчал, после чего сказал:

– Нас нельзя назвать видом. Скорее мы – биологический «конструкт». Если оставить в стороне эмоции, то нас можно назвать машиной, функция которой – поддерживать человечность в живом и естественном состоянии, пока по другую сторону нашего «неба» она подвергается уничтожению. А потом, когда homo sapiens уничтожит ее окончательно…

– Вернуть им ее обратно?

– Именно, – кивнул Миелвис. – И об этом мы не сказали Чарли Джонсу, не сказали намеренно, поскольку ни один homo sapiens не сможет этому поверить. Никогда в истории человечества некая наделенная властью и возможностями группа не имела в себе сил отречься от своего положения, уйти в тень – разве что под давлением обстоятельств.

Собравшиеся, не отрываясь, внимали речам Миелвиса, он же продолжал: