Вытаращив глаза, Горти сказал «угу».
– И еще. Это не менее важно – Людоед выправит твою руку. Не волнуйся, он хороший врач. Я хотела бы, чтобы все старые повязки, каждый кусочек ваты, который он использует, ты передавал, если получится, мне, но так, чтобы он не заметил. Нельзя, чтобы в его фургоне осталась хоть капля твоей крови, ты меня понял? Ни капли! Я вызовусь навести порядок – он обрадуется. Людоед терпеть не может убирать сам, а ты мне поможешь. Договорились?
Горти обещал помочь. В дверь постучали Зайка с Гаваной. Горти вышел первым, пряча за спиной поврежденную руку, и они обратились к нему как к Зене. Настоящая Зена, сделав пируэт, со смехом выскочила из-за спины Горти. Зайка и Гавана разинули рты от изумления. Гавана выронил сигару.
– Зи, он прекрасен! – воскликнула Зайка.
Зена приподняла указательный пальчик.
–
– Я ужасно неловко себя чувствую, – сказал Горти, теребя подол платья.
– Где ты взяла эти волосы?
– Пара накладных кос. Нравятся?
– А платье?
– Купила, да так ни разу и не одела. На мою грудь не налезает… Айда, народ, пошли будить Людоеда.
Дорога вела между вагончиками.
– Делай шаги покороче, – посоветовала Зена. – Так будет лучше. Ничего не забыл?
– Нет.
– Отлично. Ты хорошая девочка, Детка. Если он тебя о чем-нибудь спросит, а ты засомневаешься, что отвечать, просто улыбайся. Или плачь. Я буду рядом.
Длинный серебристый фургон-прицеп стоял у палатки, на которой красовался плакат, изображающий мужчину в цилиндре. У мужчины были длинные заостренные усы, глаза сверкали зигзагообразными молниями. Надпись пламенеющими буквами гласила: «О чем ты думаешь? Мефистофель все знает».
– Его фамилия не Мефистофель, – объяснила Зайчик, – а Людойе. До балагана он работал врачом. Все зовут его Людоед. Он не обижается.
Гавана стукнул в дверь.
– Эй, Людоед! Весь день проспишь!
– Ты уволен, – прорычали изнутри.
– Ладно, – невозмутимо ответил толстяк. – Выйди посмотри, кто тут с нами.
– Если его надо брать на зарплату – и не подумаю, – послышался сонный голос. В фургоне произошло какое-то шевеление. Зайка подтолкнула Горти поближе к двери и махнула Зене, чтобы та спряталась. Лилипутка прижалась к стенке прицепа.
Дверь открылась. На пороге стоял высокий, бледный, как мертвец, мужчина с запавшими щеками и продолговатой синюшной челюстью. Глаза в свете раннего утра казались проделанными в черепе глубокими черными ямками.
– Что вам?
– Людоед, кто это по-твоему? – Зайка указала на Горти.
– Кто? – Он протер глаза. – Зена, конечно. Доброе утро, Зена. – Его тон внезапно смягчился.
– Доброе утро! – засмеялась Зена и, пританцовывая, вышла к двери.
Людоед перевел взгляд с Зены на Горти и обратно.
– Плакали мои денежки. Номер двух сестер! Откажусь нанять ее – уволишься ты. А за тобой – Зайка и Гавана.
– Читает мысли, – Гавана ткнул Горти в бок.
– Как тебя зовут, сестренка?
– Папа нарек меня Гортензией, – заученно повторил Горти, – но все зовут меня Детка.
– Понимаю, – вкрадчиво сказал Людоед. – Вот что я сделаю, Детка. Водить себя за нос я не дам. Вали отсюда, и если остальным это не нравится, пусть проваливают вместе с тобой. Если не увижу вас в одиннадцать утра на центральной линейке, пойму, какое решение вы приняли. – Он аккуратно, но решительно прикрыл за собой дверь.
– Ох… Ну вот, – сказал Горти.
– Ничего-ничего, – улыбнулся Гавана. – Он это не всерьез. Всех выгоняет чуть ли не каждый день. Выгонял бы по-настоящему, сначала бы заплатил. Ступай, обработай его, Зи.
Зена постучала костяшками по алюминиевой двери.
– Мистер Людое-е-ед, – пропела она.
– Я считаю твои отступные, – ответили изнутри.
Гавана охнул.
– Ну, пожалуйста. На минутку, – захныкала Зена.
Дверь снова приоткрылась. Людоед держал в кулаке пачку денег.
– Ну?
Горти услышал, как Зайка шепчет:
– Сделай его, Зи. Сделай!
Девушка поманила к себе Горти. Он с сомнением подошел.
– Детка, покажи ему свою руку.
Горти протянул поврежденную кисть. Зена один за другим развернула грязные, окровавленные носовые платки. Последний крепко пристал к ране. Горти заскулил. Опытный глаз Людоеда уже успел заметить, что на руке не хватало трех пальцев, да и вся кисть сильно пострадала.
– Как ты умудрилась так себя изуродовать? – рявкнул Людоед.
Горти испуганно отскочил.
– Детка, отойди и стань рядом с Гаваной.
Горти благодарно отступил назад. Зена, понизив голос, заговорила быстро-быстро. До него доносились только отдельные слова: «Ужасная травма, Людоед… никогда не напоминай ей… плотник… затащил ее в мастерскую… когда она… сунул ее руку в тиски».
– А еще удивляются, почему я ненавижу род человеческий, – пробурчал Людоед и о чем-то спросил Зену.
– Нет, – ответила она, – вырвалась, но вот рука…
– Подойди ко мне, Детка, – позвал Людоед. Его лицо надо было видеть. Голос-плеть, казалось, звучал прямо из ноздрей, которые внезапно из прорезей превратились в широкие круглые дырки. Горти побледнел.
Гавана подтолкнул его вперед.
– Ступай, Детка. Он не злится. Он тебя жалеет. Не бойся!
Горти боязливо приблизился и поднялся по ступеням.
– Иди сюда.