Верю – не верю

– Это я, – виновато улыбнулась Лина Георгиевна, протискиваясь в мастерскую. Открыть дверь пошире она отчего-то постеснялась. К работе Бориса Георгиевича в семье привыкли относиться трепетно. – Кушать готово. Пюре и котлеты, в салат только сметаны добавить или масла, кому как. Мила, ты как помидорный салат любишь? Боря со сметаной, а я – с маслом.

– Масло! Сметана! Кетчуп! Лина! – возмутился Борис Георгиевич. – Мы работаем!

– Так ведь уже больше часа, Боречка! У тебя поясница заболит, как в прошлый раз.

– У меня?! Поясница?! – взвился Борис Георгиевич. – Да ничего подобного!

– И Милочка устала с непривычки, – с нажимом проговорила Лина и подмигнула подруге.

– Я… наверное… Ну да, можно сделать перерыв, – пробормотала Милица Андреевна, недовольная тем, что их прервали.

– Еще десять минут. И сделаем перерыв, – решил оставить за собой последнее слово Борис Георгиевич. – Сядь вон там и не мешай, Лина, прошу тебя.

– Хорошо, – согласилась она, усаживаясь в стоявшее поодаль древнее кресло.

Пять минут просидела молча, любуясь издали, как работает брат, потом не выдержала:

– Боречка, ты только не сердись, ладно?

– Ну что еще? – обманутый ее льстивой интонацией, проворчал брат.

– Вы про Вадима говорили, я краем уха слышала. Ты же знаешь, как я за Веру волнуюсь. Она что-нибудь рассказывала тебе о Вадиме? Если он войдет в нашу семью, мы должны знать…

– Рассказывала, – не отрываясь от работы, произнес брат. – Конечно, рассказывала, а как же иначе? Он окончил нашу консерваторию, очень талантлив, жил в Москве, много работал за границей. В Италии, кажется. А потом у него заболела мать. Он все бросил и вернулся к ней. И этот поступок характеризует его с лучшей стороны!

В последней фразе прозвучал вызов, и Милица Андреевна предпочла проглотить вопрос, вертевшийся у нее на языке: а не проще ли было перевезти маму к себе? В Москву или Италию?

– Он отказался от успешной карьеры, чтобы постоянно находиться рядом с матерью. Сейчас занимается наукой, кажется, пишет кандидатскую. Я уверен, что так может поступить только человек порядочный! – горячился Борис Георгиевич. – Хотя, конечно, печально, что молодежь должна жертвовать многим ради нас, стариков. Тоже не следует заживаться на свете так долго. У Верочки теперь есть Вадим, и я…

– Папочка! Я пришла! Ты здесь? – Дверь в мастерскую распахнулась, крепко ударившись об косяк, так, что все трое подпрыгнули от неожиданности, и на пороге появилась Вера. Подбежала к отцу, поцеловала, через плечо взглянула на закрепленный на мольберте лист. – А я там внизу тебя ищу!

Милица Андреевна сразу узнала ту девушку в венке из маков и васильков с портрета, что висел внизу, в гостиной. Только девочка стала взрослой.

– Здравствуйте! – повернулась она к Милице Андреевна, улыбнулась мимоходом, одними губами, глаза смотрели недовольно и настороженно. Вере явно было не до васильков и маков.

– Здрасьте, тетя Лина! – Тетке досталось еще меньше тепла в голосе племянницы. Вера была чем-то рассержена.

– Верочка! Уже пришла? – обрадовался Борис Георгиевич. – Как время пролетело! Тогда все, заканчиваем. Пойдемте обедать!

Он отложил карандаш, бросил последний взгляд на рисунок и попытался встать из-за мольберта, – но, охнув от боли, осторожно опустился обратно, держась рукой за поясницу. Милица Андреевна поняла, что легкость движений, которой по-детски хвастался Борис Георгиевич, скорее идет от нежелания выглядеть стариком, чем от избытка здоровья.

– Папа, ты как маленький, честное слово! Опять сидел за мольбертом, хотя прекрасно знаешь, что с твоим остеохондрозом долго сидеть нельзя, что надо делать перерывы, – моментально оценила ситуацию Вера. – Тетя Лина, а вы куда смотрели?

– Лина напомнила мне лишь про гастрит, – улыбнулся Борис Георгиевич. Похоже, боль немного отпустила. – А про остеохондроз забыла, потому что у нее самой…

– Борис! – возмутилась сестра. – Я тебя уговаривала сделать перерыв!

– Да-да, я отказался, не сердись на нас, Вера, – примирительно похлопал дочь по руке Борис Георгиевич и хитро посмотрел на нее снизу вверх. – Мы больше не будем, честное слово!

– Да, не будете вы, – остывая, проворчала Вера. – Хоть на работу не ходи, а сиди и тебя карауль. Давай потру.

Она энергично растерла отцу спину, помогла встать и сделать несколько шагов. Убедившись, что ему лучше, повернулась в Милице Андреевне, присутствия которой до сих пор старательно не замечала, и холодно произнесла:

– Извините, пожалуйста, папе нужно спуститься вниз и полежать. – И Вера повела отца к выходу, бережно поддерживая под локоть.

– А мы обедать собирались, – неуверенно промолвила ей в спину Лина Георгиевна.

– Папа полежит – и пообедает. Я его подожду. А вы обедайте, если хотите, я пиццу принесла, ее можно погреть в микроволновке, – уже спустившись на пролет ниже, сказала Вера.

– Какая пицца, у меня пюре… – начала тетка, устремившись им вслед, но что-то в голосе Веры подсказало Милице Андреевне, что от угощения лучше вообще отказаться.