Я очень старалась, чтобы голос звучал хрипло и жестко, как у мужчины. Кажется, Донни проникся и, смущенно втянув голову в плечи, сознался:
— Это меня стражник за незаконную торговлю. Яблоками торговал у западных ворот, вот. Говорю ж, последнее! — подкинул яблоко в руках и сунул обратно в карман.
— А откуда ты взял яблоки? — зашевелилось во мне нехорошее предчувствие.
— Где взял, там больше нету. Зато аж три дихрама заработал!
— Только не говори, что украл. Тебе же могут отрезать руку!
И я при всем желании не буду смотреть спокойно на то, как ребенка лишают будущего. Да, хулигана, вора и раба наемника, но он все равно еще мальчишка. В конце концов, сколько раз будучи маленькими мы с Дексом бегали вместе с деревенскими детишками в чужие сады и воровали яблоки? Никаких рук не хватит.
— Я мужчина, а значит, начнут с пальцев, — гордо заявил паренек. — И это если поймают. А меня не поймают, если ты не выдашь.
— И не подумаю. Пошли ко мне, обработаю твои раны целебным составом.
Донни не успел ответить, как над площадью разнесся звон колокола. Я не видела, что происходит и никак не могла разобрать откуда этот громкий до боли в ушах звук. Зато горожане поняли сразу и устремились в центр площади, как раз к тому возвышению, вокруг которого и стояли лотки с товарами.
— Ого, смотри! Вора ведут! Пошли скорее! — Донни схватил меня за рукав и потянул в центр площади вслед за оживившимися зеваками.
— Не понимаю, что интересного в отрубании рук! — вырвалась из удивительно крепкой хватки уже рядом с местом для наказания.
По ступенькам на круглый постамент как раз медленно поднимался грузный мужчина в длинной черной мантии, следом за ним шел огромных размеров палач с топором в руках и высоким нем подмышкой, а за ним вели подсудимо…подсудимую. Маленькую испуганную конопатую девочку, которая несколько часов назад столкнулась с Геком. Точно, у нее была корзина с яблоками.
— Ар дари Ин На, дочь дари Рон Та, обвиняется в краже товаров у своего хозяина. Сегодня ею была вероломно украдена корзина яблок. Суд Халифата считает, что такое поведение недостойно женщины и приговаривает ар дари Ин На к наказанию через отсечение кисти правой руки. Мать правосудию не препятствует.
Я и еще несколько десятков любопытных глянули на стоящую у ступеней женщину. Невысокая, смуглая и черноглазая, в темном платке, она стояла с открытым лицом, значит, вдова или женщина, которая по каким-то причинам живет без мужа. Насколько я знала, не самый уважаемый класс женщин в халифате. Её лицо не застыло восковой маской, не выражая ровным счетом ничего. За её черную юбку в пол цеплялось еще трое детей: два мальчугана лет шести и трехлетняя малышка, такая же конопатая как старшая сестра. Если сыновья были похожи на мать, то дочери…
Меня осенило. За эту женщину и эту девочку никто не заступится. Ведь судя по внешности, она предала Халифат и спуталась с врагом. Чуть рыжеватые волосы, светлая кожа и веснушки — южный Континент. Отца, скорее всего, или казнили, когда союзная армия пошла войной на Халифат, или он сам сбежал, почуяв неладное.
Сердце сжалось до боли. Я не знала, что делать, но должна была сделать хоть что-нибудь. Как раз в этот момент услышала слова Донни:
— А вот она попалась.
Картинка в голове сложилась. Девочка ничего не крала, на неё просто повесили эту кражу, ведь заступников нет. Теперь она останется без руки, а её семья должна будет возместить ущерб нанимателю или, как они сказали, хозяину.
Девочка, услышав приговор, побледнела так сильно, что веснушки на лице стали еще заметнее. Но и дернуться не посмела, спасибо воспитанию матери из халифата. Никто не попытался их защитить. Толпа ждала зрелища, им было плевать на то, что будет с девочкой дальше. Меня замутило, отвращение подкатило к горлу. Отвращение не только к окружающим, но и к самой себе. Какого дохлого дракона я тут стою и ничего не делаю?
Я обещала Тони, но сейчас не могу иначе. В конце концов, рядом со мной настоящий вор, которому просто отрубят палец, а если повезет — за Донни еще и хозяин заступится. Девочка же пострадает ни за что, просто из-за идиотских традиций халифата. Да, я считаю традиции, которые диктуют отрубать руки детям, идиотскими. Какие бы сказки мне Тони не рассказывал про чудесный халифат, которого я ни разу не видела.
Все мое недовольство традициями, этими темными и безжалостными людьми, в момент достигло своего пика. Наверное, поэтому, когда девочка положила дрожащую руку на подставленный палачом пень, я сделала то, что сделала…
— Стойте! Она же ребенок! — выбежала вперед и выкрикнула изо всех сил, наивно стараясь, чтобы голос звучал пониже. — И ни в чем не виновата. Настоящий вор он!
Обернулась, чтобы ткнуть пальцем в Донни, но мальчишка уже скрылся в толпе людей.
Я стояла перед десятком удивленных глаз и чувствовала себя полной идиоткой.
— Иностранец, ты посмел сомневаться в священном суде Халифата? — взвыл мужчина, который зачитывал приговор.