Я думала, что ничего более унизительного, чем ситуация у входа, со мной пока не произойдет. Ошибалась. Через несколько минут я оказалась скована кандалами, которые крепились к потолку, и почти висела, не имея никаких шансов даже полностью опереться ногами на пол. Хуже стало, когда под визги и попытки пинаться, с меня стащили штаны и много страдальные сапоги, оставив лишь в длинной разодранной спереди рубахе.
— Шлюха не достойна носить наряд мужчины! — выплюнул седовласый.
— Так ей больше идет, — Стэн бросил сальный взгляд на мои обнаженные ноги, но, к счастью, больше не прикасался.
— Потом. У нас служба! — одернул его, видимо, старший по званию.
Я смогла хоть немного выдохнуть, когда стражники удалились из камеры. Висеть было неудобно — все тело вмиг затекло. Кожа покрылась мелкими мурашками от холода. Есть ли шанс отсюда выбраться? Я попыталась оглядеться, но не увидела ничего, кроме каменных стен и маленького окна с решетками под самым потолком.
В ногу тем временем ткнулось что-то влажное, а после неприятно пощекотало. Глянула вниз и чуть не вскрикнула от неожиданности — это была приличных размеров крыса. Хорошо, что я с детства их не боялась, поэтому попыталась отпихнуть ее ногой, но не вышло.
— Кыш! Кыш! Я не вкусная!
Крыса все-таки убежала, но не благодаря моим стараниям, а тому, что дверь скрипнула и открылась, впуская в камеру мужчину.
Того самого амбала-палача с площади. Глупо, но увидев его, я подумала не о себе, а о девочке, которая сейчас, наверное, горько рыдает под присмотром лекарей и это если её кто-нибудь додумался туда отправить. Дело сделано. Страшное дело, которому я не смогла помешать.
Одна эта мысль окончательно лишила меня сил и последней надежды, что моё отчаянное путешествие завершится благополучно. Я так глубоко погрузилась в отчаяние, что не услышала слов палача, лишь дернулась, когда он принялся разматывать хлыст.
— Что происходит? Суда не будет? — выкрикнула я, не понимая, почему меня собираются избить прямо сейчас и в этой камере, а не на рыночной площади.
— Ты глухая или тупая? — проревел мужчина и стегнул хлыстом каменный пол, разминаясь. — Я сказал, градоначальник сомневается в твоем простом происхождении, поэтому публичного наказания не будет. Ты получишь свои плети в темнице, как благородная. С тобой не было опекуна, а закон ты нарушила публично, значит, судебного разбирательства не будет. Получишь наказание и свободна.
Очередная тонкость законов Халифата. Благородных не порят публично, но порят все равно. Если нет рядом мужчины, в суде у женщины нет права голоса — еще одна “приятная” неожиданность.
— Подождите, но у меня есть опекун! Он живет в гостинице на площади!
“И не придет меня вызволять, потому что я сама виновата в своей беде, а у него гражданская война на носу,” — закончила уже мысленно.
— Мне плевать. Я палач, а не судья. На тебя есть приказ, который я должен исполнить. Так что кричи громче, твоим соседям понравится! — оскалился мужчина, а через мгновение мое тело обжег кнут. Затем еще раз и еще.
Я стиснула зубы. Не кричать. Не хочу доставлять ему такое удовольствие и тем самым соседям, о которых он говорит. Еще два удара, по спине поползла тонкая струйка крови, другая щекотнула подбородок — я не заметила и прикусила губу.
Еще три удара, и я чуть не потеряла сознание от боли, когда четвертый пришелся на уже кровоточащую рану. Слезы текли по щекам, но я упорно молчала. Если придется, откушу себе язык, но не пискну.
С еще одним ударом я почти лишилась чувство и все же пискнула, как та мелкая крыса, что несколько минут назад терлась у моих ног.
Внутри мне было больнее, чем снаружи. Я одна в чужой стране. У меня нет друзей, нет родственников и власти. Мне никто не поможет. Никто не спасет от унижения. Эти мысли иголками кололи изнутри, перебивая боль от хлыста.
Я сквозь пелену слез увидела, что дверь снова открылась. Вошли две смутно знакомые фигуры, кажется, стражники, а следом еще кто-то.
— Именем Великого Халифа! Прекратите!
Мне что это снится? Я потеряла сознание или уже отправилась к праотцам, не выдержав пыток?
— Эта женщина принадлежит законному Наследнику Халифата! — голос Гека звенел металлом. И нет, это был не сон.
Боль прекратилась мгновенно. Я сморгнула слезы и увидела, как палач молча сворачивает кнут и поспешно покидает камеру. Да, он прав. Его дело — карать. Прекратить? Ему не сложно и прекратить. Нужно будет добить девушку, сами позовут. Такая вот простая логика.
Наконец, смогла рассмотреть вошедших. Гек стоял впереди остальных, за его плечом невысокая фигура в золотом плаще, расшитом неизвестными мне символами. Мантия наследника? Кажется, нечто такое рассказывали о регалиях Халифата на занятиях. У наследника — мантия. У Верховного халифа — плетеный обруч из трех видов золота: желтого, красного и белого.
Стражники еще недавно такие смелые и наглые со мной сейчас были бледны, особенно Стэн. Отвратительные прыщи на его лице стали сейчас в два раза ярче.
— Освободите девушку! — скомандовал Гек.