Верная. В поисках жениха

От его спокойствия и умиротворения не осталось и следа: широкое лицо раздулось и щеки, кажется, увеличились раза в два, а и без того полные губы надулись, как у обиженного ребенка. Я бы пошутила, что он сейчас лопнет от гнева, но вместо этого получила болезненный, раздирающий тонкую рубашку и обжигающий кожу, удар хлыстом.

Кто-то в толпе вскрикнул, а я сжала зубы и попыталась прикрыть обнажившуюся грудь, которую забыла перемотать после принятия ванны…

— Женщина…

— Сумасшедшая…

— В мужской одежде…

— Ей конец…

Слышалось со всех концов, а я понимала, что испортила всё. Не спасла девочку. Подставила Тони. Погубила себя.

И теперь мне никто не поможет.

Глава 7

Что было дальше? Я помню с трудом. Кто-то схватил меня под руки и буквально поволок в сторону той самой прекрасной городской ратуши. Вот только полюбоваться шедевром архитектуры мне не удалось, зато казематами точно под ним — во всех красках.

Я попыталась дернуться, но меня держали крепко и лишь усилили хватку.

— Аршарх дари! — выругался один из, видимо, стражников.

— Да ладно, посмотри какая краля, явно не из простых, — ответил второй голос за моей спиной. — Чистенькая, небось.

Меня передернуло. Даже такой идиотке, как я, понятно, что на уме у охраны. Как это типично. Если женщина оказалась в их власти всё, первым делом нужно залезть ей под юбку, даже если она в брюках. Интересно, мужчины халифата все думают только тем, что ниже пояса или мне так везет?

— Жениться тебе пора, только одно на уме, — гоготнул его товарищ.

— Отпустите меня или пожалеете! — дернулась еще раз, но снова безрезультатно. И я точно знала, ни о чем они не пожалеют. Защитить меня некому. Тони и Гек точно не будут штурмовать местную тюрьму, чтобы вытащить оттуда одну безмозглую идиотку.

Мы обошли ратушу сбоку, и меня втолкнули в неприметную тяжелую дверь. Здесь было сыро, мокро и грязно. Пахло землей и гнилью. На какое-то мгновение меня отпустили, а после резким движением прижали лицом к покрытой мхом стене. Несколько горьких ворсинок попало мне в рот, но то, что случилось через секунду, заставило забыть об этом.

С меня грубо сорвали куртку и вновь прижали лицом к стене. Грубая мужская рука проникла под разодранную рубашку и бессовестно накрыла правую грудь. Я зарычала и дернулась, но незнакомец был сильнее.

—Я пожалею, красотка? — прошипел мужчина мне на ухо. Я чувствовала, как его тело прижимается к моему и сдерживала рвотный порыв. Впервые мне было так отвратительно прикосновение другого человека. — Ты нарушила два священных закона: усомнилась в правосудии и посмела уподобиться мужчине. Это ты пожалеешь, а я сделаю с тобой все, что захочу и никто меня не осудит. Ты в халифате, детка! И ставлю месячное жалование, уже не чистая.

— Это не благородный халифат, это логово варваров и садистов, — глупо дергалась, пытаясь оттолкнуть сволочь.

— Стэн! Потом! Пусть пообщается с Эдом, будет посговорчивее.

— Он попортит ей тело, но ничего, я не брезгливый. Кровь меня не пугает! В этом даже что-то есть, особенное, — пропел мой мучитель и, напоследок еще раз сжав грудь, отпустил.

Меня трясло от стыда, отвращения и унижения. Аннет Ван Дайк, дочь третьего советника императора Континента попала в тюрьму Халифата и оказалась в грязных руках каких-то извращенцев. Не знаю как еще назвать любителей таким образом унижать девушек. Но что может быть хуже? Только то, что скоро я получу пятьдесят ударов кнутом, а стадо людей-баранов будет смотреть и считать. Кто-то, наверное, даже позлорадствует.

В камеру недалеко от входа зашвырнули грубо и резко, словно я грязная половая тряпка, а не человек.

Камера, которую мне выделили, оказалась недалеко от входа. Меня втолкнули туда грубо и резко, словно я грязная половая тряпка, а не человек. К слову о тряпках, в углу камеры валялось нечто похожее на засаленную мешковину, из-под которой торчало старое сено. Видимо, здесь подсудимой предлагается спать или это рассадник крыс для пыток?

— Даже не смотри, детка. Это не для тебя. Для тебя кое-что другое.

Обернулась и встретилась глаза в глаза со своими мучителями. Один из них был, к моему удивлению, не молод и низок. В его некогда темных волосах теперь оставалась всего пара темных прядей, а над верхней губой красовались седоватые усы. Он держал в руках мою куртку. Вообще, он был бы даже приятным на вид, если бы не смотрел на меня как на кусок грязи, прилипший к его сапогам.

А второй, видимо, и был тот самый Стэн, который прижимал меня к стене. Здоровенный детина с приличного размера пузом, на которое с трудом натянули черную форму стража халифата. Лицо толстяка покрывали разномастные прыщи, а руки, которыми он отстегивал от стены кандалы, явно давно не мыли. Мерзость.