Верность.

Ник злился. Мало того, что я долго не брала трубку, так ещё и Алекс, оказалось, находится вне зоны. Спрашивал, где мы, когда едем обратно. Благоразумно умолчав о том, что мы не в самом городе, а в области, я сразу переключилась на то, что выезжаем завтра утром, что у нас всё хорошо. Пообещала быть на связи. Ещё несколько раз извинилась за то, что звук оказался выключен. А прощаясь, споткнулась вдруг об собственные слова: то искреннее «Я очень по тебе соскучилось», что вчера сорвалось с моих губ словно само собою, теперь сначала неприятно застряло в груди и только потом с трудом  произнеслось вслух.

Выслушав в ответ нейтральное «Я тоже» и первые гудки отбоя, я зажала телефон в ладонях и прильнула лбом к холодному стеклу. Что на душе? Не знаю. Снова не знаю.

Вернувшись в зал, обнаружила, что мужиков там нет, а когда минут через десять они зашли с улицы — Лёшка сразу засобирался уезжать. Ленка сначала удивилась этому, а Лиза так вообще раскапризничалась, но потом все успокоились, и началась суета вроде «А как же чай?» и отрезание пирога — здорового такого ломтя — а-ля «Дома съедите»

Пока Ленка помогала Лизе одеваться, я всё набиралась смелости обнять на прощание Лёшку. Хотелось этого отчаянно, ведь фактически, мы снова расставались Бог знает насколько. И вот казалось бы, что тут такого — обняться, да? А на самом деле сложно. И когда они выходили из дома, я вроде всё-таки решилась... но в последний момент испугалась. Возможно потому, что Лёшка держался подчёркнуто отстранённо. И в итоге, мы только пожали друг другу руки:

— Рада была тебя увидеть, Лёш.

— Взаимно, Люд. — Скользнул взглядом по моему лицу, но тут же отвёл. — Вы когда уезжаете? Завтра? Ну хорошо. Осторожнее, там, в дороге. Алекс, — протянул ему руку: — Давай, счастливо тебе! И береги мать.

Потом мы пили чай, и мне казалось, что в дом вдруг затих. Глупо, конечно, потому что Лёшка, пока был тут, всё больше молчал, и, откровенно говоря, с его отъездом не изменилось вообще ничего — так же галдела детвора и балагурил Макс, так же отмалчивалась Ленка, и, уткнувшись в планшет, что-то активно обсуждала в углу молодёжь. Разве что стул напротив меня опустел. Мелочь, но мне от неё стало неожиданно тоскливо.

После чая засобиралась и я. Макс настаивал на том, чтобы мы остались с ночёвкой. Очень рьяно настаивал! Ещё уговаривал задержаться хотя бы на завтра, обещал свозить в какое-то классное место, покатать на лошадях, дать пострелять из боевого оружия. Алекс, заговорщически переглянувшись с Мишкой, тут же навострил уши. Ну и где там тот психолог, который убеждал меня, что мой сын плохо социализирован? За какие-то пять часов пацаны нашли общие темы и это приятно согрело душу. Но я всё равно отказалась от приглашения Макса. В гостинице остались наши вещи, и ехать с утра через город, только ради того, чтобы забрать чемоданы — это делать приличный крюк. А у меня и так замирало всё внутри при мысли о предстоящей дороге. Три дня в пути! Господи, помоги.

К тому же — это Макс уговаривал остаться, а Ленка молчала. И для меня это было понятнее любых слов.

Моя Хонда стояла теперь в гордом одиночестве, а от Лэнд Крузера остались только сметённые с его кузова снежные шапки и глубокий колёсный след, ведущий к воротам. Пока детвора с энтузиазмом откапывала и мою ласточку, Макс тискал меня в объятиях — так горячо и долго, что мне даже стало неловко перед Ленкой. Сама же она просто кивнула мне на прощание: «Пока», но зато, пряча набежавшие слёзы, крепко и долго обнимала Алекса. Такая же упрямая и гордая, как и в юности. Впрочем, похоже, все они, Машковы, такие.

*************

* Hallo Nikolos! Entschuldigung, ich habe vergessen, den Telefonton einzuschalten... — Привет, Николос! Извини, я забыла включить звук в телефоне... (нем)

Глава 10

Николос... Это кто? Муж? Коллега по работе? Сосед?.. Мысли какие-то невнятные, рыхлые, как пепел. Как после наркоза. А в груди — будто иголку воткнули. Так тонко, но прямо в грёбанную болячку. Оказывается, не заросла ещё. З-зараза...

— Мда... — прерывая затянувшееся после ухода Люды молчание, буркнул Макс. — А я тебе сто раз уже говорил, отстриги бороду нахрен! — и, всё-таки открыв так и непочатую за весь ужин бутылку водки, налил две стопки. — Как чувствовал, бля... — Поднял свою, красноречиво подержал, но, не дождавшись Лёшкиной реакции, намахнул в одного. Поморщился. — Ты ж страшнее моего Поликарпыча, Лёх! Только он старый пропитый бичуган, а тебе ещё даже сорокет не трёхнул! А может, тебе бритву подарить, а? — Задумчиво хрумкнул огурцом. — Но что толку? Лучше уж мужикам пузырь поставить, чтоб они тебя в кушерях заловили, и на горелке обсмолили, как борова...