Верность сестер Митфорд

— Я просто ужасно расстроена из-за нашего фюрера, — произносит она на безупречном немецком. «Как пригодились часы учебы и практики, — думает она. — Я не могу думать ни о чем, кроме его безопасности и здоровья».

Молодой младший офицер СС, безупречный ариец с копной светлых волос и голубыми глазами, такими светлыми, что они кажутся полупрозрачными, выпрямляется, на его лице тревога.

— Что-то случилось с нашим фюрером? По радио что-то объявили? — До этого солдата, похоже, тоже дошли слухи о Германии и Италии.

— Нет, нет, — успокаивает она его. — Просто… — Голос Юнити звучит все тише, словно она не в силах произнести продолжение фразы.

— Просто что?

— Мне приснился ужасный сон о нашем любимом фюрере, — шепчет она, и слезы снова текут по ее щекам. — Если бы я только могла увидеть его и убедиться, что с ним все в порядке, я бы успокоилась.

На его лице читается облегчение, на губах появляется благодушная улыбка.

— Junge Dame, если бы что-то случилось с нашим фюрером, я бы знал. Я знаю его распорядок дня, и все в порядке. — Теперь его улыбка светится гордостью. — В конце концов, я член шуцштаффеля.

Слава эсэсовцев — лишь отраженное сияние фюрера, которого они защищают, они ничто в сравнении с ним. Тем не менее Юнити знает, что ее реакция — важнейший элемент этого мини-спектакля, затеянного ею, и надо выглядеть впечатленной, если хочешь достичь своей цели. Она распахивает глаза и складывает губы в удивленную «о». Про себя она молится, чтобы ее лицо выглядело поестественней — артистизм никогда не был ее сильной стороной, — и спрашивает:

— Вы член СС?

— Да, — говорит он, похлопывая ее по плечу. — И, честное слово, если бы наш фюрер был в опасности, я бы знал.

Юнити кладет свою руку поверх руки солдата. — Как же мне повезло столкнуться с вами. Они смеются над ее шуткой, и она добавляет:

— Однако все-таки хотелось бы взглянуть на нашего фюрера. Надеюсь, я не выгляжу из-за этого в ваших глазах корыстной или недостаточно благодарной за вашу доброту.

— Вовсе нет, Junge Dame. Вы говорите как преданная нацистка, а это лучшее украшение женщины.

Юнити скромно опускает взгляд и тихо говорит:

— Могу я пригласить вас на чай к нам домой в знак благодарности?

Он окидывает взглядом дома вокруг Английского сада — дорогие, внушительные, только самые богатые немцы могут жить здесь. Или любимчики Гитлера.

— Вы живете поблизости? — он даже не пытается скрыть удивление.

Юнити указывает на свой дом:

— Вот тут. — Зная, что в его глазах девушке неприлично жить одной, она спешит добавить: — Я живу с родителями и экономкой, но они сейчас путешествуют.

Он смотрит на свои наручные часы, а затем на Юнити:

— Что ж, служба на сегодня почти закончена, и, полагаю, стоит сопроводить вас домой, учитывая ваше встревоженное состояние.

Юнити кивает и тянется к его локтю, опирается на него. Вместе они идут к ее квартире, разговаривая только о фюрере и славной судьбе Германии. По мере того, как они сближаются, Юнити понимает, что она сделает все — не пожалеет ни души, ни тела, если потребуется, — чтобы втереться в доверие к этому молодому офицеру СС и выяснить местонахождение Гитлера. Она должна найти своего обожаемого фюрера и снова доказать ему свою ценность.

Глава тридцать седьмая

НЭНСИ

23 января 1937 года

Лондон, Англия

Я веду своей новой авторучкой «Монблан Майстерштюк» по плотной писчей бумаге оттенка слоновой кости, и в спальне слышится чарующий шорох. Этот звук намного приятнее, чем звон кастрюль на кухне, где хозяйничает горничная Мэри, или сердитое хлопанье входной двери, когда Питер отправляется «на работу» или куда он там уходит каждый день, делая вид, что трудится. Какое облегчение — взять ручку и заглушить эти неприятные звуки, погрузившись в историю Леди Олдерли, такую далекую от вечно тлеющих супружеских ссор и нескончаемых тревог из-за операции от бесплодия, которая уложила меня в постель на две недели.

Я возвращаюсь к «введению» для книги. Как трудно собрать воедино все богатство тем, произрастающих из жизни Марии и ее невестки Генриетты, за которых я испытываю непреодолимую семейную гордость. Боже, моя родственница леди Стэнли основала Гиртон-колледж в Кембридже в 1869 году, чтобы дать женщинам возможность получить образование мирового уровня. Как моя семья прошла путь от такого возвышенного взгляда на женщин и образование до отказа моих собственных родителей отправлять нас, девочек, в какое-либо учебное заведение, сделав исключение только для Юнити, лишь бы сбыть ее из дома? Уму непостижимо.