Вероятно, Алекс

– Дай мне все-таки договорить, хорошо? – перебил он меня, внезапно раздражаясь, чем меня немало удивил, потому что это совсем не в его духе.

Чтобы успокоиться и довести свою мысль до конца, ему понадобилось какое-то время. Но когда он снова открыл рот, в его голосе звучали серьезные и даже пугающие отеческие нотки.

– Ты выросла и превратилась в прекрасную юную леди, и окружающие вот-вот станут это замечать, что лично мне совсем не нравится. – Ох, братец. Он поднял руку. – Но я принимаю ситуацию такой, какая она есть. А если и хочу о чем-то поговорить, то только о тебе. Дело в том, Минк, что люди, когда с ними случается беда, порой отгораживаются от мира, чтобы вернуть душевный комфорт. Ничего плохого в этом нет. Проходит какое-то время, они решают в этот мир вернуться, но к этому моменту становятся чересчур доверчивыми и могут наделать много ошибок. А вот это уже плохо. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Не совсем.

– Помнишь, когда мама выиграла громкий бракоразводный процесс сенатора от штата, мы отправились в Ньюарк на вечеринку к мистеру Кэттеру, машина на скользкой дороге пошла юзом и она, вместо того чтобы вывернуть руль и поехать дальше, дернула его в другую сторону, после чего нас занесло и выбросило в кювет?

– Помню, – сказала я, – мы лишь чудом остались тогда живы. Это был кошмар. Такое не забудешь.

– Подумай об этом.

Выразился он, конечно, мудрено, но я все поняла. Папа решил, что я, как последняя проститутка, перетрахалась с каким-нибудь незнакомым парнем забавы ради. В какой-то момент мне захотелось во всем ему признаться, рассказать о Портере, о том, что меня не занесло на повороте и что я отнюдь не позабыла о всякой осторожности. Да и потом, прошло уже четыре года! Сколько мне еще жить в «режиме психической травмы»? Неужели мне нельзя самостоятельно принимать решения, чтобы наслаждаться жизнью? Я, конечно, оценила его искреннюю заботу, но при этом прекрасно понимала, что делаю.

В основном.

Больше он по этому поводу ничего не сказал. Да, папа может быть самым классным парнем во всем мире, но вот болваном его точно не назовешь. За день до того, как Грейс пригласила меня к себе на ужин, он предложил подвезти меня к ней, чтобы лично познакомиться с ее родителями. И к каким отрицательным последствиям это могло привести? Когда я рассказала об этом подруге, она так долго и надсадно хохотала, что мне даже стало страшно, как бы ее не хватил удар.

Тем временем, хотя мое опухшее от поцелуев лицо пришло в норму, сердце и другие функциональные части тела до сих пор работают с перегрузкой. На работе Портер то и дело оказывается от меня в десяти футах, и моя реакция на него остается неизменной. Четыре удара в дверь парилки? Я краснею. Запах кокоса в комнате отдыха? Я краснею. Портер в коридоре обменивается с Пенгборном уморительными шутками? Я краснею.

И каждый раз, когда это происходит, Грейс оказывается рядом, словно язвительный хор в греческом театре, и хмыкает в виде подтверждения.

На меня обратил внимание даже Пенгборн:

– Мисс Райделл, вы не заболели?

– Вроде того, – говорю я ему как-то перед работой, – меня явно одолел противнейший недуг. Но я не специально, это никоим образом не входило в мои планы. Да и вообще на это лето у меня были намечены совсем другие дела!

В этот момент я вспоминаю о карте набережной, сложенной и давно забытой у меня в сумке.

– Понятия не имею, что вы имеете в виду, – медленно качает он в ответ головой, – но всецело вас поддерживаю.

– Спасибо, – говорю я, и он уходит, тихонько посвистывая.

Полминуты спустя Портер тащит меня в темный угол коридора, оглядывается по сторонам и целует так, что у меня идет кругом голова.

– Это я, пришел порушить все твои планы, – озорно говорит он.

Знай его похуже, я бы подумала, что Портер ревнует. Потом он уходит, а я остаюсь стоять, взволнованная и разгоряченная.

Еще чуть-чуть, и у меня будет нервный срыв.

Наступает вечер ужина в доме Эчейби. Семья Грейс живет в роскошном квартале города, в саманном доме с идеально подстриженной лужайкой. Когда мы с папой звоним в дверь, мой пульс набирает скорость, будто ракета. Почему, ну почему я попросила Грейс прикрыть меня, когда поехала к Портеру? С моей стороны это было непростительной глупостью, теперь все встретятся лицом к лицу, и я боюсь, что меня выведут на чистую воду, чего мне совсем не хотелось бы по вполне понятным причинам. А еще потому, что я не хочу вмешивать в это дело Грейс, которая стала моей хорошей подругой – впервые за несколько лет!

По ту сторону двери раздаются шаги. Я боюсь, что меня сейчас стошнит.

Дверь распахивается, и на пороге встает грациозная темнокожая женщина с длинными волосами цвета воронова крыла. На ее лице – теплая, дружелюбная улыбка.

– Вы, должно быть, Бейли.

Голос совсем не тонкий, как у Грейс, но британский акцент явно тот же.

Я здороваюсь, открываю рот, чтобы представить отца, но в этот момент за ее спиной вырастает широкоплечий мужчина, вытирающий руки о кухонное полотенце.