На какое-то мгновение меня охватывает паника, я оглядываюсь по сторонам, не понимая, что делать. Попутно задаюсь вопросом о том, видит ли кто-то еще, что между нами происходит. Но здесь темно, а рядом практически никого нет. Портер страдает молча, не произнося ни звука.
И что мне делать? Шлепнуть его ладонью? Это лишь привлечет к нам внимание, а помочь, скорее всего, не поможет.
– Эй, – настойчиво окликаю его я, по-прежнему пытаясь высвободить пальцы, – послушай, что это за акула? Тебя покусала такая же?
Я заранее знаю, что это не так, но ничего другого придумать не могу.
– Что? – озадаченно переспрашивает он.
– На тебя напала такая же?
– Нет, – отвечает он, моргая глазами, – та была большая белая. А это галапагосская. Они редко нападают на людей.
Мне наконец удается высвободить руку. Он впервые за все время опускает глаза и, похоже, замечает, что что-то не так.
– О господи.
– Все в порядке, – заверяю его я, с трудом подавляя желание потрясти ноющей рукой.
– Черт!
Его лицо мрачнеет, он отворачивается и смотрит в окно.
Боюсь, что теперь наше прекрасное, удивительное свидание безнадежно испорчено.
Мне приходится собрать в кулак всю силу воли, чтобы справиться с волной хаотичных эмоций, грозящих без остатка меня поглотить. Если по правде, то раньше я никогда не была на настоящем, заранее спланированном свидании. Да, несколько раз меня куда-нибудь звали вместе с подругой – что называется, для пары – или приглашали под влиянием мимолетного импульса:
Я тяну за кожаный ремешок у него на поясе, а когда он поворачивается ко мне, говорю, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно веселее:
– Эй, ты помнишь, как у меня сорвало башню там, у костра? А тебе не досталось и половины того, через что пришлось пройти мне.
– Ты просто не понимаешь, о чем говоришь.
– Извини, конечно, но тут ты не прав. Все я понимаю, уж поверь мне на слово.
– Бейли…
Мимо вновь проплывает акула, на этот раз держась немного выше. Я позвякиваю ключами у него на ремешке.
– Но что бы ни выпало на мою долю, должна признать, что по сравнению с этой зверюгой Грег Грамбейчер просто божий одуванчик. А твоя акула намного больше галапагосской?
Его плечи опадают, кадык на горле дергается вверх-вниз, Портер бросает на меня взгляд удовлетворенный, проницательный и теперь вполне осмысленный, будто он принял для себя какое-то важное решение, и у меня на душе тут же становится веселее. Я больше не волнуюсь – ни о нем, ни о том, что наше свидание будет испорчено. Опасность миновала.
Мы поворачиваемся к окну, и он негромким, ровным голосом рассказывает не только о галапагосской акуле, но и о ее плавающем рядом собрате, рыбе-молоте, описывая их форму, размеры, рацион питания и то, насколько им грозит вымирание. За разговором он заходит мне за спину и обнимает сзади за талию, сначала робко и вопросительно, но, увидев, что я прижимаюсь к нему ближе, расслабляется и кладет на мое плечо подбородок.
Об акулах он знает все. Этот океанариум его лечит. Конечно, он немного увлекся, глядя на этих созданий, но кто на его месте поступил бы иначе? Я в который раз поражаюсь – и ему самому, и тому, через что он прошел.
– По мифологии гавайцев, – говорит он, зарывшись носом в мои волосы, и от звука его голоса мое тело охватывает трепет, – духи их покойных предков переселяются в камни, растения и животных. Такой дух у них называется
– Как это? – спрашиваю я.
– Отец говорит, что принял его к сведению, признав, что он уже слишком стар, чтобы вставать на доску, и что принесет семье больше пользы не в море, а на берегу. Лана приняла его к сведению, решив стать лучшим сёрфером и никогда не бояться воды.
– А ты? – спрашиваю я, проводя указательным пальцем по его шрамам.
– Я… я еще не решил… а когда решу, обязательно дам тебе знать.