Весь пламень сердца

Во время допроса следователь часто подходил к окну и пил воду из стоящего там графина. Вода была теплой, и следователь морщился. Небо за окном ослепляло, как раскаленное железо. Проклятый юг! Поставь на полчаса графин на подоконник, и его нагреет лучами солнца так, словно кипяток пьешь. Следователь не любил юга. Из окна были видны снеговые вершины Главного Кавказского хребта. Белая островерхая шапка Казбека вставала совсем близко за городом. Следователь неприязненно смотрел на нее и все морщился. Он с радостью сменил бы эту осточертевшую экзотику на более прохладные места Центральной России.

— Есть у вас кто-нибудь из родных в Томске? — бросал он на ходу вопросы арестованному. — Никого нет?.. Хм… Откуда же вы родом?

— Из Уржума…

— Уржум? Это где-то за Вяткой?

— Да. Место, так сказать, отдаленное.

— Вот где должно быть прохладно, не правда ли? Зимой — снега, летом — грибы, ягоды.

— Кроме снега, грибов и ягод, у нас там еще много ссыльных, господин следователь.

— Ну, этого вы мне не рассказывайте, — хмурился следователь. — Политические разговоры я с вами вести не намерен. Мое дело установить, действительно ли вы есть тот самый Костриков.

— Я Костриков, но не тот. Думаю, вы и сами это отлично видите.

Следователь перенес графин с подоконника на стол и задернул на окне портьеру, В комнате стало сумрачно и душно. Это была тесная, унылая каморка на втором этаже городской тюрьмы; вести здесь допрос — само по себе пытка. С грустным видом уселся следователь снова за стол и потянул к себе лист протокола допроса. Итак, что же писать?

В полумраке, царившем теперь в каморке, затаенно светились глаза подследственного. Высокий, крутой лоб, умный взгляд. В душе следователь был совершенно убежден, что этот человек не имеет ничего общего с тем Костриковым, которого задержали пять лет назад в Томске. Ремонтный рабочий? Какие глупости! Не требовалось особой проницательности, чтобы определить: перед вами — человек с развитым интеллектом, начитанный, много знающий, несмотря на молодые годы.

С этим человеком можно было по-серьезному поговорить о литературе и искусстве, он отлично разбирался в политике, хорошо знал историю. Как следователю было известно из допроса, Костриков не получил систематического образования, университета он не кончал, но по духовному развитию стоял на голову выше многих из тех, кто прошел систематический курс наук.

А судя по материалам розыска, исходившим из томской полиции, тот, видимо другой, Костриков был простым, безграмотным рабочим. Даже расписаться не умел. Под протоколом о задержании, составленным помощником пристава в 1906 году, расписался крестиком.

Можно ли столь разительно измениться за пять лет? Следователь в это не верил. В жизни таких чудес не бывает. Кроме того, у следователя были и другие причины для сомнений. И весьма веские.

*

Несмотря на вечную изжогу и мучительные ощущения под ложечкой, следователь любил удовольствия жизни и ходил на все концерты и представления, которые давались в местном театре и городском саду.

И не раз на спектаклях и в саду среди гуляющей публики встречался следователю этот самый человек, бывший сейчас его подследственным.

Личного знакомства между ними, конечно, не было, но в таком сравнительно небольшом городе, как Владикавказ, трудно не знать или хотя бы не приметить друг друга. Тем более Костриков был на виду в силу своей профессии — он работал в местной газете «Терек» и часто помещал в ней весьма задиристые статьи. Подписывался он не «Костриков», а «Миронов», но ни для кого не составляло секрета, кто их автор. Вольнолюбивый дух статей обращал на себя внимание, читающей публике они нравились.

Зато «властям предержащим», в адрес которых летели стрелы, эти статьи доставляли немало хлопот.

Бывало, за иную чересчур резкую статью Миронова власти штрафовали газету, даже конфисковывали отдельные номера. Назаров — владелец газеты — платил штраф, терпеливо сносил цензурные неприятности, но не увольнял строптивого журналиста. Газета хорошо расходилась, и в остром пере Кострикова крылась в немалой мере причина ее успеха у терских читателей.

Вот все это и ставило следователя в тупик. Разум подсказывал, что тут полицейская ошибка. Но, приученный к осторожности, следователь не спешил с выводами.

— Итак, вы не отрицаете, что в тысяча девятьсот шестом году находились в Томске. Что же вы там делали?

— Работал чертежником в городской управе и учился на общеобразовательных курсах.

— Учились… Сколько же вам было тогда лет?

— Двадцать без малого, господин следователь. «Бесспорно, способный человек, — думал следователь, наслаждаясь прохладным ветерком от вентилятора. — Конечно, такой умелец мог бы достаточно ловко оборудовать любую подпольную типографию. В два счета починил вентилятор, а ведь штука тоже не простая».

— Послушайте, Костриков, я хотел бы получить от вас ответ еще на один вопрос. Какие обстоятельства заставили вас покинуть Сибирь, где так прохладно даже летом, и переехать сюда, на юг России, в это чертово пекло?

Костриков улыбнулся, пожал плечами.