Весь пламень сердца

— Вы, конечно, не поверите, если я скажу, что меня сильно влек к себе Кавказ.

— Начитались Пушкина и Лермонтова! — негодующе воскликнул следователь, словно видел в этом нечто очень запретное. — Но их описания Кавказа — одна лишь наивная романтика! Восторг перед экзотикой, и больше ничего!

— О нет! Кавказ — удивительный край, — возразил арестованный.

Следователь взял со стола объемистую пачку газет, порылся в ней, вытащил одну. На всех номерах, находившихся в пачке, стояло оттиснутое жирной краской название «Терек».

В ходе выяснения личности арестованного следователю пришлось ознакомиться более близко и довольно внимательно с его статьями в «Тереке». В пачке было лишь немногое из напечатанного Костриковым в этой газете.

Номер, который следователь держал в руках, был прошлогодний.

— Это ваша статья? — спросил следователь, показывая отчеркнутые красным карандашом колонки внутри газеты. Заголовок над колонками гласил: «Восхождение на Казбек».

Ироническая усмешка играла на желчном лице следователя.

— Да, моя, — ответил арестованный.

— Хм!.. — промычал следователь. — Надо признать, вы тут довольно красочно описываете свои впечатления от прогулки на Казбек.

— Это не прогулка, господин следователь!

— Не будем спорить. Может быть, это подвиг. Да-а, все очень живо представлено. А оканчивается статья прямо-таки поэтично.

И следователь нараспев прочел последние строки статьи:

— «Царственный Казбек молча провожал нас, как бы сожалея, что он не поведал нам всего таящегося в холодной глубине льдов и снега и мрачных ущелиях, куда едва проникает луч солнца…»

Дочитав это, следователь воскликнул:

— Красиво! Ничего не скажешь! Я знаю, недавно вы снова поднимались на здешние вершины. Так?

— Да, поднимался.

— Опять на Казбеке побывали?

— Да… Побывал.

— Потом и на Эльбрус, говорят, ходили?

— Но почему — «говорят»? Я описал и то и другое в газете, — сказал арестованный.

— Да, так, — кивнул следователь. — Это установлено. Эти ваши писания тоже у меня тут, в пачке. Вот! Отлично рассказано, я бы даже отметил — весьма поэтично. Казбек, Эльбрус как на ладони. Хвалю, хвалю! Ничего на сей счет не имею. С такой вашей романтикой еще можно мириться. Альпинизм не угроза государству. Хуже другое!

Арестованный настороженно посмотрел на следователя. Тот зачем-то оглянулся на дверь и понизил голос:

— Вот что плохо, молодой человек, куда опаснее всяких восхождений на вершины: в некоторых статьях вы даете почувствовать, что многочисленные народности России, и, в частности, Терека, вправе быть недовольными своим положением. Они, мол, угнетены, бесправны и прочее. Напрасно вы позволяете себе такое писать и печатать. Это нельзя-с!

Подойдя к двери, следователь выглянул в коридор и вернулся на свое место.

— Конечно, — продолжал он, — известная правда тут есть, признаю. Но хочется у вас спросить: представляете ли вы себе всю опасность, которая нам с вами грозит? Да, да, нам с вами, не удивляйтесь! Поверьте, я сам в молодости был человеком с идеалами и сейчас говорю с вами не как следователь, а как русский своему собрату: не играйте в революцию, она обернется прежде всего против вас самих! Живем мы с вами здесь как на вулкане. Горцы ненавидят нас страшной ненавистью, и не дай бог, если бы вдруг началась великая смута, скажем, революция или что-нибудь в этом роде! Получив волю, они такое натворят, что это будет во сто крат ужаснее варфоломеевской ночи!

В сравнении с тем, о чем сейчас говорил следователь, весь предыдущий разговор не стоил ломаного гроша. Дело про обвал на Аполлинариевской улице в Томске казалось самому следователю глупым, в сущности, никому не нужным, им приходилось заниматься лишь в силу косных требований полицейского распорядка: тут мертвая бумага держит за горло живого.

А Терек, буйный, многоплеменный, с неприкрытой враждой между казачеством и горцами, — это сегодняшнее, волнующее всех.

— Не будите черта, — говорил следователь. — Если произойдет революция, мы все тут сгорим. Нас вырежут, как ягнят. Пикнуть не успеем. Это будет взрыв самых диких страстей. А вы, молодые идеалисты-романтики, вы, которые готовы за все критиковать власть и, ратуя за высокие идеалы всеобщего равенства, кричите об угнетении инородцев, вы своими статьями только способствуете пробуждению вулкана!

У следователя обнаружилась такая заинтересованность в шедшем сейчас разговоре, что он даже остановил вентилятор, чтобы не мешал своим жужжанием. Но когда шум оборвался и в каморке стало тихо, следователь словно чего-то испугался, оглянулся на дверь и опять запустил вентилятор.

— Знаете, — сказал он почти шепотом, — если и есть за что привлечь вас к ответу, так именно за то, что вы и побуждаете вулкан к действию. Подумайте и будьте благоразумны. Вот и все. На допросах по инструкции не полагается произносить речи, а только задавать вопросы, связанные с ходом дознания, и поэтому не станем больше выходить за рамки дозволенного.

Костриков принял безучастный вид, выпрямился на стуле и провел ладонью по густым волосам.

— Пожалуйста, задавайте вопросы.