Весенная пора

— Ведь он сам сказал, что не любит царя и богачей, — по-якутски ответил ей старик и обернулся к Никите: — Если бы цари умирали от собраний, то их бы давно на свете не было. Сколько уж было собраний, а царь все живет. Наоборот, гибнут те, кто устраивает собрания: царь убивает их.

— Это не нашего ума дело…

— От наших собраний царь не сдохнет… Всем бы оружие в руки взять, тогда, конечно, другой разговор… Ну, иди спать.

— А там огонь…

— А ты потуши.

Никита вошел в комнату, задрал голову и стал дуть па лампочку. Лампочка качалась на веревке, но не потухала. Старик сказал: «Потуши». А как потушить это чудо? Никита этого не знал, а просить хозяев постыдился и, решив дождаться фельдшера, прилег на кровать, не раздеваясь.

Утром, когда мальчик проснулся, — оказалось, он спал раздетый на постели, разостланной на полу. Бобров уже убирал свою кровать и, услышав, что Никита шевелится, с улыбкой обернулся к нему.

— Как спал?

Никита не знал, что можно спать плохо, поэтому удивился такому вопросу. Ему стало стыдно, что он не слышал, когда вернулся Бобров, и не проснулся, когда тот раздел его и уложил на чистую постель. Он насупился и молча стал одеваться.

— Сегодня воскресенье. Как поедим, в баню пойдем. Хорошо?

— Хорошо.

Никита вымылся в бане, надел на себя слишком просторное для него белье фельдшера и, довольный, вернулся домой. Тут пришли Иван Воинов и Сергей Петров.

У Воинова была какая-то пачка в руках. Он развернул ее на столе. Это оказались книги, тетради, карандаши, ручки. Громко читая название каждой книги, — а их было три, — он клал их перед Никитой.

— В. и Э. Вахтеровы, «Мир в рассказах для детей». Первая книга после букваря для классного чтения в начальных училищах… «Родной мир» Ивана Сахарова. Часть первая и часть вторая. А вот тут всякие принадлежности для письма. Все это мы с Сергеем Ивановичем Петровым дарим тебе. Не горюй, брат Никита, мы с тобой еще горы свернем! — Воинов обнял Никиту и ласково похлопал его по спине.

В четвертом классе Талбинской школы как раз учатся по этим книжкам. Никита набросился на книгу Вахтеровых, раскрыл ее и, увидев знакомую картинку — кошку, держащую в зубах мышку, неожиданно разволновался. Слезы затуманили ему глаза, и он выскочил на улицу.

Никита несколько раз прошелся по двору. Работы здесь никакой не было. Но он все-таки поднял небольшой кусок льда и понес его в дом. Хотя лед и не был нужен, старуху искренне обрадовала услуга мальчика.

Проверяя знания Никиты, новые учителя заставили его прочитать какой-то отрывок из учебника, кроме того, он написал несколько продиктованных ему фраз. Мальчик оказался бойким и понятливым. Он прочел наизусть выученные еще в школе стихотворения: «Весна», «В школу», «Сказки бабушки». Воинов часто восклицал:

— Ах, какой молодец!

Сергей Петров попросил Никиту перевести с якутского и написать по-русски такое предложение: «Собака укусила мальчика». Никита долго пыхтел над переводом этой фразы. А когда задание было выполнено, никак не мог понять, чем он, собственно, развеселил так своих новых друзей. В Никитином переводе оказалось, что мальчик сам укусил собаку.

Никита стал учиться ежедневно.

НОВЫЕ ДРУЗЬЯ

Имена людей, о которых Бобров и его друзья говорили всегда с любовью и уважением, ярко запечатлелись в уме и сердце Никиты: Ленин, Серго Орджоникидзе, Ярославский… Григорий Константинович, Клавдия Ивановна… Эти люди, не жалея своей жизни, борются за то, чтобы человек не угнетал человека, чтобы князь не мог отнять у бедняка землю…

Однажды Бобров повел Никиту в музей. Мальчик залюбовался там беленьким песцом, который, как живой, щерил зубки. В это время из соседней комнаты вышел усатый человек с кудрявыми, густыми волосами. Проходя мимо них энергичным шагом, он задумчиво перебирал какие-то бумаги. Бобров поздоровался, назвав его Емельяном Михайловичем. Тот быстро нацепил пенсне на переносицу, улыбнулся и приветливо поклонился.

— Это он? — прошептал Никита.

— Да, да, он, — подтвердил Бобров.

А в другой раз, на базаре, русская женщина с ласковыми серыми глазами рядом с Никитой покупала карасей и мороженое молоко. Потом к ней подошла другая русская женщина и назвала первую Клавдией Ивановной. Никита невольно прислушался: это, наверное, та самая Клавдия Ивановна, про которую всегда с таким уважением говорили его друзья, недаром у нее такое доброе лицо. Никита знал, что Клавдия Ивановна — жена Емельяна Михайловича. А вторая женщина еще осведомилась у нее о здоровье Емельяна Михайловича и маленькой дочки. Теперь не было никакого сомнения, что это именно она.

— Клавдия Ивановна, я помогу! Музей, да? — И Никита вдруг выхватил у нее сумку с продуктами.

Клавдия Ивановна вздрогнула от неожиданности, потом, пристально вглядевшись в мальчика, улыбнулась:

— Ой, спасибо, спасибо! Я сама…

— Помогу! — твердо сказал Никита и зашагал в сторону музея.

Клавдия Ивановна еле поспевала за ним.

— Ты, мальчик, разве знаешь меня? — спросила она.

— Знаю, конечно, — охотно ответил Никита. — Политиков все знают. Царь…

— Что царь?..

— Долой! Царь — война, царь — тюрьма…