Весенная пора

Немного успокоившись после неожиданной встречи, друзья объяснились наполовину по-русски, наполовину по-якутски.

— Хазаин хавараит…

__Хозяин? А! Понимаю! Егоров. А живешь-то ты где?

— Тут. Сергей Эрбэхтэй. Старик…

— Как живешь?

— Как, да? — Никита помолчал и почему-то решил утаить, что живет плохо. — Ничего… Хорошо.

— Ну, брат, я твою хорошую жизнь проверю, — сказал Бобров. — Пойдем. Веди меня к своему старику Сергею.

Бобров взял мальчика за руку, и они пошли. Увидев зловонную прорубь, Никита вспомнил о пропаже и приостановился:

— А телка?

— Какая телка?

— Сергей-старик корова пропала!

— А, вон та пестрая, что мчалась, как ошалелая? Ну ее, эту корову! — засмеялся Бобров. — Нам, брат, некогда возиться с коровами. У нас, брат, поважнее дела найдутся.

— Нет, я не пойду! — решительно уперся мальчик.

— Как не пойдешь?

— А корова? Корова пропала — моя голова про-па-а-а-ала!

— Тьфу ты! Будь она неладна, эта корова! Ну, пойдем искать ее.

Едва они поднялись на гору, как увидели телку. Она лениво брела им навстречу. Теперь можно было спокойно возвращаться к старику Эрбэхтэю.

Когда они вошли в дом, как обычно кишащий пьяницами и картежниками, старуха, не обращая внимания на приветствие Боброва, зло накинулась на Никиту:

— А ну, лупоглазый, где это ты свои глаза пучил? Куда девал телку? Съел ее, что ли, или угнал к ворам! Даром только хлеб ешь, дылда такая!..

— Вы, хозяйка, потише! Мальчика я сегодня от вас заберу.

— Что он говорит, этот русский?

Когда ей перевели слова незнакомца, она сказала:

— Малец, ты что же это, хочешь уйти с этим русским?

— И уйду-у!.. — прогудел Никита.

— Иди, иди хоть к черту на рога!

— Постой-ка! Ведь мальчик нам нужен!пробубнил хозяин, игравший в карты. — Господин!..

Хоть и путано, но старик все-таки сумел объясниться с Бобровым по-русски. За шестидневное пребывание мальчика он просил три рубля. А Бобров требовал, чтобы сам старик уплатил за эти шесть дней мальчику: не даром, мол, он на них работал.

— Я якут, мальчик якут. Ты русский — не твой дело.

— Я тебе дам «не твой дело»! Тоже, спаситель своего народа нашелся! Знаем мы таких! Пошли, Никита! Нечего тебе в этом притоне делать!

— Пошли! — громко заявил Никита и направился к двери.

Старик забеспокоился, бросил карты и, прихрамывая, подошел к Боброву. Теперь он заговорил о своей ответственности за мальчика, сказал, что не может отпустить «царского человека» с неизвестным, и добавил еще, что следовало бы спросить о мальчике у его господина, находящегося в больнице.

— Я фельдшер, я там работаю, пойдем спросим…

Старик заколебался и, помедлив, сказал:

— Малец, а ты знаешь этого человека?

— Знаю… знаю… Наш человек.

Обещав отпроситься у Григория, Никита ушел с Бобровым.

Григория Егорова рассердила просьба Никиты:

— Вот пучило! Хорошему тебя научит Виктор-фельдшер своими сударскими речами: «Царь плохой, богачи прижимают»! Да не очень-то мы его испугались! Живи там, где жил, и не путай счета… Виктор-фельдшер получил с меня десять рублей, а особого ухода я что-то не вижу…

По лицу Никиты Бобров сразу догадался о его неудаче и сам пошел к больному. Когда он сказал, что мальчику лучше будет жить у него, Григорий не согласился. Но узнав, что Эрбэхтэй требует за Никиту три рубля, он не на шутку заволновался:

— Вот еще напасть! Значит, за месяц он запросит пятнадцать рублей… За эти деньги можно содержать всю зиму пять коров… Ладно, ладно, бери мальчика к себе, пусть живет..»

По вечерней, темной улице Бобров повел Никиту к себе. Он снимал комнатушку у стариков татар на краю города.

— Рахиля Ганеевна! Насыр Ниязович! Это мой друг, хороший парень. Он будет жить у меня. Он тоже не любит царя и богачей…

— Где же поместишь ты такого большого парня? Ведь комната у тебя уж очень мала, — не то всерьез, не то шутя сказала старуха.

— Сто ли, сто один ли кичи[29], — бары быр[30], Рахиля, — сказал старик, мешая русские, татарские и якутские слова. — Пусть живет с нами, если не любит царя и богачей. Не любишь их, друг? — спросил он, поглаживая длинную седую бороду.

— Не люблю! — от всего сердца воскликнул Никита.

— Ну, садись, молодец, садись!

Этот экзамен показался Никите легким. Какой бедняк может любить царя и богачей? Ведь царь расстреливает, вешает и ссылает тех людей, которые борются за счастье народа. «Свободная сила свергнет царей, и радостно вздохнут народы», — говорят настоящие люди. А гнет таких богачей, как Сыгаевы, Эрбэхтэи, Егоровы, Никита уже испытал на собственном горбу.

Вскипятили чай и, весело разговаривая, все сели к столу. Вдруг за перегородкой раздался молодой, сильный голос:

— Витя дома?

— Дома, Ваня! — ответил Бобров. — Заходи.

Никита только что начал рассказывать о своих любимых талбинцах — об Афанасе Матвееве, об Эрдэлире, но тут появились гости и прервали его. Поэтому Никита встретил их неприязненно.

— Познакомьтесь с моим другом, — здороваясь с вошедшими, проговорил Бобров. — Молодой революционер Талбинского наслега Никита Егорович Ляглярин.

— Здравствуйте, товарищ Ляглярин! — К Никите подошел русский молодой человек.

Вдруг брови его поднялись, и он радостно воскликнул: