Весенная пора

От этого же пленного узнали о судьбе комсомольца Кеши Догорсва. Под ним был наповал убит конь, а сам он тяжело ранен. Оглушенный падением, истекающий кровью Догоров все же отбежал шагов на пятнадцать, а потом залег и начал отстреливаться. Он убил троих белых и одного тяжело ранил. Его удалось взять, лишь когда он потерял сознание. В штабе на допросе Догоров рассказал, кто он и откуда, но наотрез отказался сообщить какие-либо иные сведения. Когда же его подвергли мучительной пытке, он воскликнул: «Да здравствует Ленин и коммунистическая партия!» В конце концов начальник бандитского штаба пристрелил его на полуслове в тот момент, когда он обратился к растерявшимся солдатам, призывая их не поддаваться обману своих командиров и сложить оружие перед великой Красной Армией. По словам пленного, присутствующие были настолько ошеломлены поведением Догорова, что солдаты между собой до сих пор вспоминают о нем, говоря: «Если только от одной дружбы с русскими красными якутский человек становится таким сильным, каковы же должны быть сами русские красные!»

Все туже сжималось вражеское кольцо вокруг Якутска. По городу был объявлен приказ командующего всеми вооруженными силами Якутии: «Город Якутск и его окрестности объявляются на осадном положении… Свободное хождение по городу разрешается с 7 часов утра до 5 вечера…»

Усилиями жителей на подступах к городу выросли неуязвимые для ручного оружия укрепления. В ближайшие деревни командование выдвинуло сильные заслоны.

Так, отряд Афанаса Матвеева в сорок человек был послан в таежную деревню Холодная, в двадцати верстах западнее города.

Вскоре бандиты отрезали почти все пригородные деревни и стали еще чаще налетать на город, хотя каждый раз откатывались назад, натыкаясь на крепкий отпор. Но городу не хватало оружия, добровольцы записывались в очередь на винтовку. Поступление топлива, которое раньше подвозилось на санях, совершенно прекратилось. С огромным риском снаряжались под военной охраной обозы на реку за льдом и водою. Проруби внутри города загрязнились, и вспыхнули эпидемические заболевания. Якутск мерз, голодал, бедствовал, но не сдавался. Он превратился в единый военный лагерь, руководимый губернским бюро РКП (б) и губревкомом. Трудно было сказать, когда находили время для сна члены губбюро и губревкома. Они бывали всюду, но чаще всего их можно было встретить в самых опасных местах. Они подтягивали отстающих, ободряли отчаявшихся, сплачивали воедино разрозненные силы защитников города, этого самого крупного и самого главного красного острова на просторах необъятной Якутии. Главного, но не единственного.

Героически отбивался красный отряд в сто пятьдесят человек, запертый в центре Тайгинского улуса, в глубоком тылу белобандитов. Уже полгода сражался в кольце врагов далекий городок Вилюйск. В районах Нюрбинского и Верхне-Вилюйского улусов, зарывшись в ледяные окопы, цепко держались два небольших отряда местных красных партизан.

Наконец настал долгожданный день, когда после трехмесячного пути при шестидесятиградусном морозе по безлюдной тайге, преодолев снежные заносы, свирепые метели и вьюги, 2 марта в город вошли передовые подразделения красного отряда «дедушки» Нестора Каландарашвили. Весь город высыпал на улицы, украшенные красными знаменами. Люди целовались, плакали от радости, обнимали красных бойцов — посланцев Советской России. На днях должен был прибыть и сам «дедушка» со штабом и артиллерией. Якутск ликовал.

А 5 марта город облетела страшная весть: Нестор Каландарашвили погиб вместе со своими помощниками в тридцати двух верстах от города. Бандиты поздним вечером подстерегли штаб отряда в узком ущелье. Только что этим путем благополучно прошли главные силы красных. Многочисленные конные разъезды нигде не обнаружили бандитов. И вдруг такое горе! Оказалось, что на расстоянии всего лишь одного перехода от города штаб задержался на сутки, чтобы подождать отставшую артиллерию. Тут-то и просочились бандиты на тракт.

Когда конный отряд Ивана Воинова устремился туда, там уже давно все кончилось. Узкое глубокое ущелье было забито трупами, опрокинутыми и разбитыми санями. Сам Каландарашвили лежал с пробитым виском в нескольких шагах от своей перевернутой повозки.

Неповоротливая в условиях зимней тайги артиллерия, следовавшая за штабом, отошла на левый берег Лены и успела дать лишь несколько выстрелов по уходящим в горы бандитам.

Город, готовившийся к торжественной встрече своего спасителя, посланца Москвы — Нестора Каландарашвили, в горестном молчании смотрел на длинную вереницу саней с телами погибших героев.

Вот проплыл красный гроб самого командира отряда. Осиротевшие воины несли, склонив над ним, боевые знамена.

На широкой городской площади, над Леной, с воинскими почестями хоронили погибших. Сурово и взволнованно звучали речи, полные скорби и мужества, полные горячей любви к родной советской власти и ее великим вождям, проникнутые уверенностью в победе над темной вражеской силой.