Читаем Весенная пора полностью

В это время к месту боя подоспели бандиты из первой засады и открыли по комсомольцам огонь сбоку. Ребята дружно ответили. Никита продолжал стрелять в метавшегося бандита. Наконец тот будто споткнулся и упал. Неожиданно стрельба сбоку умолкла. Прекратили огонь и комсомольцы. Сзади послышался треск сучьев — видимо, там бились кони в испуге. Тогда ребята побежали к коням и только стали отвязывать их, как в стороне кто-то заорал:

— Вот они!

Блеснули огни, раздались выстрелы.

Ваня всегда с трудом взбирался на седло, а тут и без того кони вертелись и вставали на дыбы. Никита с неизвестно откуда взявшейся силой ухватил Ваню за ногу и подтолкнул его. И тут же сам оказался подкинутым кем-то на своего коня. Гурьбой поскакали они сквозь промерзшую чащу по сугробам, куда-то в сторону.

Из темноты еще некоторое время доносились выстрелы — очевидно, бандиты наугад вели огонь по треску ломаемых сучьев. Но вскоре все смолкло.

Проехав версты три по горам, лесной чащей, комсомольцы выбрались на дорогу и стали спускаться к реке. Никита ехал впереди.

— Стой! Стой! — внезапно раздалось рядом, и с обеих сторон на дорогу выскочили темные фигуры.

Поворачивать обратно было уже поздно, да эта мысль, кажется, никому и не пришла в голову.

— Стой! — неизвестно почему тоже закричал во все горло Никита и помчался прямо к манившему его белому простору Лены.

Выстрелов он не слышал, но вдоль и поперек дороги, спереди и с боков темноту прорывали быстрые огненные вспышки да коротко жикали над ухом пули.

Вымахав на середину первого, основного русла Лены, Уланчик на всем скаку поскользнулся и резко присел. Никита перелетел через голову коня. Уланчик промчался дальше, едва не сбив с ног мгновенно вскочившего Никиту. Никита побежал было за ним, но вскоре стал задыхаться. Он остановился и прислушался. Топот Уланчика все удалялся и становился глуше. Позади перекликались бандиты, где-то далеко ехали быстрые сани.

Из всего отряда в двадцать человек Никита остался один. Один, темной ночью, посреди бесконечной снежной пустыни, в двух шагах от противника. Остро болела ступня левой ноги, очевидно ушибленная при падении, в голове стоял звон. И Никиту охватил страх, что боль в ноге усилится, что он попадет в руки бандитов и они замучают его. Изо всех сил устремился он вперед, к берегу, туда, где родной красный город.

Он пересек основное русло, вышел на густо поросший ивами остров и побежал дальше, в надежде через несколько минут достигнуть следующей протоки. Два или три острова, чередующиеся с протоками, а там и берег. Он привык к узким, в несколько десятков саженей, островкам своей родной Талбы, а здесь, участвуя в вылазках с отрядом, он как-то не замечал расстояния, да к тому же они пересекали реку много ниже. Но этому острову, казалось, не будет конца.

У Никиты возникали самые противоречивые предположения. То ему чудилось, что он уже давно перешел реку и движется куда-то в сторону по бесконечной поляне, то казалось, что это еще остров, но идет он вдоль него, а не поперек. То в голову закрадывалось подозрение, что он направляется не на запад к своим, а возвращается назад к бандитам.

Наконец Никита решил присесть на снег, чтобы отдохнуть и собраться с мыслями. Прежде всего он сделал на снегу заметку в виде стрелы, устремленной туда, куда он шел, чтобы не потерять направления. Но как только Никита уселся, его охватила непреодолимая слабость, он только сейчас почувствовал необыкновенную жалость к погибшим товарищам, ему было стыдно, что свалился он с лошади и возвращается к своим пешком: ведь о нем могут подумать, что он струсил, бросил своих во время боя. И, закрыв лицо огромной рукавицей, Никита дал волю слезам, чувствуя, что он больше не встанет, да и незачем ему теперь вставать.

Сзади послышался топот верхового коня. Никита отскочил в сторону и притаился под ближайшим кустом. Он странным образом успокоился и даже обрадовался случаю отомстить за товарищей. Он будет стрелять не спеша, тщательно прицеливаясь, чтобы каждым выстрелом выбивать из седла по одному бандиту.

Вот из темноты стала постепенно возникать смутная фигура всадника. Никита прицелился, потом подумал, что за бандитом, должно быть, следуют другие, и они, услышав выстрел, поскачут обратно, а потому он решил выждать и начать с заднего. Однако всадник был уже близко, а другие все не показывались. Никита поднял было винтовку. Человек ехал, пригнувшись к луке, слегка привставая на стременах. Никита вгляделся внимательно и узнал Ваню Шарова.

— Ванька! — заорал Никита изо всей силы и вскочил на ноги.

Шаров сделал движение, чтобы ускакать в сторону, но его конь, удивленно поднял голову и медленной рысью продолжал двигаться дальше, не меняя направления.

— Ваня! Шаров! Ванька! — продолжал кричать Никита.

Ваня соскочил на землю и, оставив коня, побежал навстречу выскочившему на дорогу Никите. Они бросились друг другу в объятия.

— Ну. вот!.. — опомнился первым Никита. — А ты правильно ли едешь?

— Да как же неправильно? Тут скоро моя деревня Кузьминка…

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека сибирского романа

Похожие книги

Через сердце
Через сердце

Имя писателя Александра Зуева (1896—1965) хорошо знают читатели, особенно люди старшего поколения. Он начал свою литературную деятельность в первые годы после революции.В настоящую книгу вошли лучшие повести Александра Зуева — «Мир подписан», «Тайбола», «Повесть о старом Зимуе», рассказы «Проводы», «В лесу у моря», созданные автором в двадцатые — тридцатые и пятидесятые годы. В них автор показывает тот период в истории нашей страны, когда революционные преобразования вторглись в устоявшийся веками быт крестьян, рыбаков, поморов — людей сурового и мужественного труда. Автор ведет повествование по-своему, с теми подробностями, которые делают исторически далекое — живым, волнующим и сегодня художественным документом эпохи. А. Зуев рассказывает обо всем не понаслышке, он исходил места, им описанные, и тесно общался с людьми, ставшими прототипами его героев.

Александр Никанорович Зуев

Советская классическая проза
Жестокий век
Жестокий век

Библиотека проекта «История Российского Государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.Исторический роман «Жестокий век» – это красочное полотно жизни монголов в конце ХII – начале XIII века. Молниеносные степные переходы, дымы кочевий, необузданная вольная жизнь, где неразлучны смертельная опасность и удача… Войско гениального полководца и чудовища Чингисхана, подобно огнедышащей вулканической лаве, сметало на своем пути все живое: истребляло племена и народы, превращало в пепел цветущие цивилизации. Желание Чингисхана, вершителя этого жесточайшего абсурда, стать единственным правителем Вселенной, толкало его к новым и новым кровавым завоевательным походам…

Исай Калистратович Калашников

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза