Весенная пора

Учитель поднял на руки дрыгающего ногами Никитку, вынес его из класса и сунул, как полешко, между Романом и Петром.

Потом поп еще раз приходил, но учитель не впустил его…

Но на этом дело не кончилось.

Спустя несколько дней сторожиха вошла в класс и что-то шепнула учителю, который в это время писал на доске падежи.

— Пусть подождет перемены, — сказал Кириллов, вспыхнув.

Только старуха вышла, как в класс ввалилась огромная туша князя. Он был в шарфе и в шапке.

— Послушай, учитель! Мне надо с тобой поговорить, — пробасил князь.

— Подожди до окончания урока, — твердо ответил Кириллов. — Здесь идут занятия, и никто не имеет права сюда заходить.

— Мне надо с тобой поговорить, — грозно повторил князь. — Как раз о правах! Имеет ли право Лягляров щенок избивать моего внука?

— Потише вы, здесь класс.

Князь вдруг взглянул на портрет царя на стене, быстро сорвал с головы шапку из лапок черно-бурых лисиц, перекрестился и, пятясь задом, вышел из помещения.

— Постой, дедушка! — неожиданно вскрикнул Вася и, сорвавшись с места, выбежал из класса, громко топая сапожками.

ВОЛ

Дело шло к весне, снег на полях уже потемнел, перед тем как растаять. Нужно было торопиться, чтобы успеть привезти остаток сена, заготовленного на покосе Веселова в Киэлимэ. К тому времени Никитка стал по субботам приходить из пансиона домой. В одно из воскресений Егордан одолжил у Павла Семенова огромного черного вола с большим колышущимся наростом на правом колене. За пользование этим волом Егордан обязался впоследствии отработать у Семенова один день, а пока что, прихватив Никитку, отправился в Киэлимэ.

На обратном пути, пустив вперед себя своего маленького бычка и огромного чужого вола, отец и сын неторопливо шагали за возами с сеном по вьющейся вдоль Талбы дороге.

— Большую беду ты навлек на нас, излупив Князева внука, — мирным тоном говорил Егордан сыну. — Сами-то едва живы, а бьем кого? Княжеских внучат! Оно бы и смешно было, если б не так страшно. Правда ведь? — смущенно улыбнулся Егордан, блеснув полоской ровных крепких зубов.

— А что же, по-твоему, пусть плюет в лицо? — горячо возразил Никитка, чувствуя себя сейчас сильным и независимым. — Ведь прямо в лицо плюнул, собачий сын! Ну, тут уж я не стерпел и ка-ак двину ему в морду кулаком, — у него даже искры из глаз посыпались…

Егордан грозно посмотрел на сына, стараясь как можно убедительнее проявить свое возмущение подобным святотатством, но вдруг, не выдержав, раскатисто захохотал.

— Так прямо и видел, как посыпались искры из чужих глаз?! Вот еще скажет!.. А руки тебе не обожгли эти искры?.. — подшучивал он над Никиткой.

Потом, насилу успокоившись, Егордан опять постарался принять грозный вид, хотя ему никак не удавалось потушить веселые огоньки в своих добрых глазах.

— Ты это брось! — крикнул он свирепым голосом. — Тоже еще затеял — высекать искры из глаз княжеских внучат!

— Досадно было очень… В лицо ведь плюнул. А сам слабенький, никудышний против меня…

— Понятно — досадно! Но ты, чудак, бери в расчет не силу. Наши силы, сынок, нужны нам для работы на богачей, а не для драки… Положим, и я посильнее князя буду, да вот нельзя… А старик ходил к учителю, требовал, чтобы тебя выгнали из школы…

— Как так? — Никитка даже остановился от неожиданности. — Ведь я в десять раз лучше Васи учусь…

— Ты в десять раз лучше учишься, зато Вася в тысячу раз богаче…

— А учитель что?

— Учитель отказался выгонять тебя…

— Вот видишь! — И Никитка от радости подпрыгнул так высоко, что неминуемо упал бы на спину, если бы не ухватился за рукав отца. — Учитель и фельдшер всегда будут за меня. Шишь ему…

— Не очень-то радуйся! Старик теперь требует, чтобы я сам забрал тебя из пансиона.

— А ты?

— Ну, я сказал: «Заберу, если учитель согласится». — И, лукаво подмигнув сыну, Егордан добавил: —А учитель-то уже записку ему послал: не разрешаю, мол, Егордану брать сына!

Так, неторопливо переговариваясь, Егордан и Никитка идут за волами. Им кажется, что земля, скованная холодами, вздохнула теперь полной грудью. Вся обессилела, исстрадалась она за долгую зиму, а теперь улыбается счастливой и светлой улыбкой…

Видно, как над полями струятся теплые потоки воздуха. Весенние солнечные лучи играют и переливаются на дальних изгородях, словно запутавшись в сетях. Только что прилетевшая с юга ворона важно расхаживает по снегу. Стайка снегирей проносится над головой и серебряными опилками стремглав взмывает в небо.

Никитке хочется поговорить с отцом о том, как он будет учиться в городе, и о том, как ему купят ружье-двустволку. А отец всячески избегает этих разговоров.

— Разве что потом когда-нибудь… — отделывается он неопределенными фразами. — Если земля станет тучной да соберем хороший урожай…

Откуда у них быть урожаю, когда они почти ничего не сеют? Да и может ли стать тучным их Дулгалах, сплошь покрытый кочками?

Никитка пробует начать разговор о своем, но отец, помолчав, тихо объясняет: