Весенная пора

— Слишком много ученых развелось. Вот и учат их так, чтобы не сдохли они с голоду без работы. Выгодно им, обманщикам, а то был бы на всех один фельдшер — что для человека, что для коровы, что для оленя, что для собаки или там курицы.

На другой день после того как Никитка вернулся из школы, окончив второй класс, с хозяином больного вола состоялся более определенный разговор. Павел, по обыкновению, приехал взглянуть на своего вола, и, так как Егордан не смог выйти к нему, он сам зашел в юрту, крикнув с порога:

— Как вол?

— Как будто получше, — послышался с нар слабый голос Егордана. — Сам вот слег.

— «Будто»! Люди вон пашут уже. Эх, загубил ты вола! Из-за тебя не придется мне нынче сеять.

— Павел, да ведь у тебя еще, кажись, пять или шесть волов, — пропела Дарья.

— Пять или шесть! Да уж я вижу, вы бы их всех съели. Нечего чужим волам счет вести! И нечего попусту языки чесать. Вот что, Егордан, мой вол стоит у тебя двадцать девять дней. Послезавтра я беру твоего быка и мальчишку до конца пахоты. Пусть отработают.

— Бычку-то нашему всего три года, он же молодой.

— Не потянет соху, хочешь сказать? — грозно прервал Федосью Павел. — Бык не потянет! Может, и сынок твой не сможет водить быка по пашне, а?

— Не сможет, — сокрушенно подтвердила Дарья.

— Ну ладно, вы, видать, не намерены подобру дело решать. — Павел уже собирался уходить и подчеркнуто неторопливо натягивал рукавицы. — Значит, как, Егордан? Советуешь мне обратиться к князю?

— Что делать, бери… — простонал Егордан, — Прошу тебя только поберечь их: оба ведь маленькие еще — и бык и сынок…

Так стал Никитка ходить при бычке на пашне Павла Семенова.

Огненно-рыжий бычок Лягляриных оказался на пашне никуда не годной скотиной. Он вдруг с ревом валился на бок и ни за что не хотел вставать. А когда после долгих мучений его удавалось поднять, он ошалело кидался во все стороны, ломая соху, угрожая людям. Вскочив как-то на ноги, он так сильно лягнул семеновского работника Тохорона в ногу, что у того распухла голень и он захромал. Окружили работники дурного бычка, обругали его на чем свет стоит, потом отпрягли и отпустили на все четыре стороны.

Никитка в душе был очень рад такому обороту дела, — и без того каждый удар кнутом по его бычку тяжело отзывался у него в сердце. Делая вид, что очень возмущен и огорчен поведением норовистого животного, Никитка с грозным окриком погнал его за лесок, в сторону Дулгалаха. Там, за леском, он остановился, долго гладил бычка, целовал его в морду, чесал ему шею и нежно шептал на ухо:

— Ну, Рыженький, беги скорей домой! Да смотри с большими быками не ссорься; забодают тебя! Ну, иди, иди, дружок ты мой…

Только успел вернувшийся на пашню Никитка пройти одну борозду, как прискакал на коне Павел. Поговорив кое о чем с работниками, он обратился к Тохорону:

— Почему же это лягляринский бык свободным расхаживает?

Никитка взглянул в ту сторону, куда указывал Павел, и, к своему ужасу, увидел бычка, который снова стоял на краю пашни. Рыженький, подняв голову, с любопытством рассматривал людей, будто хотел сказать: «Что же это вы, друзья, забыли про меня? А я давно тут!»

— Тьфу, дурак! — невольно вырвалось у раздосадованного Никитки.

— Негодная тварь! — бормотал Тохорон, идя за сохой, опустив голову — Чуть мне ногу не сломал. Отпустили его к дьяволу. Сейчас, поди, дома уже…

— Да что врать-то! Вон же он! — воскликнул Павел. — Видно, жалко стало бедняцкую скотину… Ну-ка, парень., веди его сюда — приказал он Никите.

Мальчик понуро поплелся к своему бычку, горячо желая, чтобы тот убежал домой. Он нарочно тихонько зашел сзади и хлестнул бычка прутиком, надеясь спугнуть его, но Рыженький, требуя ласки, обернулся к Никите, вытянув шею. Так они завертелись на месте, ловя друг друга.

— Притворяйся еще, будто не можешь поймать! — крикнул Павел.

Никитка вздрогнул и схватил бычка за повод.

— Посмотрим, заставлю я его пахать или нет! — Павел срезал гибкую молодую березку и принялся счищать сучья. — Отпрягай этого вола и запряги своего! — снова приказал он.

Как только Никитка запряг Рыженького, Павел полоснул животное кнутовищем. После каждого удара бычок кидался вперед, но все равно валился на бок, как прежде.

— Вот видишь! — крикнул Павел Тохорону, уже заходя на вторую борозду. — А ну-ка, парень, — обратился он к Никитке, — принеси топор!

Никитка, предполагая, что Павел собирается подправить соху и тем облегчить — пахоту, мигом сбегал за топором.

— Он, видишь ли, все боком наваливается, — проворчал Павел и, вынув из кармана гвоздь, вбил его в оглоблю, так что острие торчало с внутренней стороны.

— Но! — вскрикнул Павел и снова полоснул бычка.

Бык налег на оглоблю, и гвоздь впился ему в бок. Содрогаясь всем телом, Рыженький потянул соху, и из бедра у него потекла струя алой крови.