Весенная пора

«Значит, говорит, что надо хлеб сеять». И Никитка с грустью подумал об отобранной у них пашне. Мальчик переходил от буквы к букве, от слога к слогу, повторяя для верности слова и постепенно убыстряя чтение.

Это он, Некрасов, написал «Мужичок с ноготок» про маленького крестьянского мальчика. Да, да, он!.. Как будто знакомы и эти слова, но где Никитка их слыхал! Что-то подобное однажды монотонно долбил, поминутно потягивая носом и запинаясь, неторопливый Пуд Болтоев из четвертого класса…

И вдруг огненный призыв этих мелких строчек осветил сознание Никитки, и от этого слегка закружилась голова, радостно забилось сердце.

Так бывает, когда идешь в зимнюю стужу, замерзший и голодный, по незнакомой лесной тропке — и вдруг неожиданно возникает перед тобой приветливый сноп искр из трубы теплого жилья, одиноко стоящего на опушке.

Так бывало в раннем детстве осенним темным вечером. Ты давно уже сидишь один в юрте и тихо плачешь, потом, утомленный, начинаешь засыпать, прислонившись к столу. И вот неожиданно открывается дверь, и ласковый голос матери зовет тебя.

Никитке и самому неведомо было, как дошла до него мысль поэта. Сердцем ли он угадал ее?.. Может, затронули эти мелко напечатанные строки его еще не пробужденное стремление, где-то уже таившееся в нем, но еще не осознанное разумом, не оформившееся в точные слова и пока лишь ждущее своего часа.

Сейте разумное, доброе, вечное,Сейте! Спасибо вам скажет сердечноеРусский народ…

Может, Никитка даже и не все слова понял или, вернее, понял по-своему. Но так или иначе, горячее дыхание поэзии коснулось его детского сердца. Он забыл все — и то, что живут они здесь из милости, и то, что он еще маленький мальчик, сын бедного якута, и то, что рядом развалился на нарах хозяин. Он не чувствовал, как по его руке горячей струйкой стекал растопленный жир свечи. Он вглядывался в лицо Некрасова, видел перед собой большие, печальные глаза, до того живые, что вот-вот дрогнут ресницы и поэт приветливо посмотрит на него, Никиту.

Так, значит, Некрасов горячо зовет всех к добру и правде! Но, видно, сердца людские глухи и далеко не все следуют его призыву. Люди обижают и оскорбляют друг друга, воруют, обыгрывают друг друга в карты. «Замолчи, с ума сошла, что ли!» — орут они на свою мать, старенькую сказочницу, одетую в лохмотья. «Пошел вон, подлец!» — кричат они на детей. И все это огорчает поэта, заставляет его страдать. Ему причиняет боль и жестокость князей и несправедливость тойонов, он измучился, иссох весь, но не перестал петь, не перестал звать за собой лучших людей, нести в народ правду и справедливость.

Сколько лет он уже сидит в этой мрачной избе и учит сеять добро! Нет, глуха и слепа эта изба к его призывам. Здесь знают одно: не уйти от барыни с косой. А вот ушел же он! Некрасов давно умер, — Никитке это известно, — но и теперь не перестает он звать живых к добру и правде! Умрут и те, что живут сейчас, появятся новые живые, а Некрасов и к ним будет обращаться со своим призывом.

— Ну, как, Никитка, дознался, кто этот тойон? — неожиданно донесся с нар голос Боллорутты.

— Он не тойон! — резко обернулся Никитка. — Некрасов— певец… Он сложил песню: «Сейте разумное, доброе, вечное!»

— Не тойон, говоришь? — удивился старик и, помолчав, добавил: — Певец? Певцы всяко могут сказать. Друг мой, погаси свечу, а то она кончается…

Никитка затушил свечу и подсел к камельку. Старик вскоре захрапел и начал было во сне петь «Я мира сего бык могучий», но вдруг вскрикнул: «Ох!» — проснулся, закурил, и изба сразу наполнилась клубами едкого табачного дыма.

— Ложись-ка ты спать, — обратился Егордан к сыну со своих нар. — Устал небось? Ночью поеду за сеном, потом свезу тебя в школу… Да, — задумчиво произнес он после паузы, — конечно, есть люди, которые вокруг себя правду сеют. Например, Виктор-фельдшер, Иван-учитель или еще Афанас, Дмитрий Эрдэлир. И тот, кто написал про богача, что выругал своего спасителя за испорченную медвежью шкуру… Конечно, этот богач человек не «благодарный, вроде Федора Веселова… Ну, спи.

Хотя Никитка послушно лег, но сон не шел к нему. В сумраке потухающего камелька задумчиво и одиноко сидела Майыс, любуясь своими прекрасными косами. Но странно — чем темнее становилось в избе, тем светлее становилось на душе у Никитки. Да, и Некрасов, и Крылов, и Пушкин — все они сеяли правду… И долго еще шептал Никитка давно полюбившиеся ему строки:

Оковы тяжкие падут,Темницы рухнут — и свободаВас примет радостно у входа,И братья меч вам отдадут.

Так сказал великий Пушкин сударским людям, врагам самого главного тойона — царя.

Мечи скуем мы из цепейИ пламя вновь зажжем свободы:Она нагрянет на царей,И радостно вздохнут народы.

Так ответил ему от имени всех замученных сударских людей Одоевский.