Итак, остается еще три типа женщин, к которым правило «выхаживания» не применяется и которым вместо этого следует за нанесенный ущерб определенный выкуп – birach briathar, be foimrimme, confael conrechta. Интересно, что именно эти три термина упоминаются в трактате еще раз, ниже (§ 34), причем там о них говорится буквально следующее: «Вот три женщины из названных, которым полагается выкуп согласно их браку <…> И потому не следует брать их на выхаживание, что никто не может нести ответа за вину их храбрости» (ar cin a lete – может быть также переведено как «за преступление их наглости»). Что же это за женщины и в чем состоит их особая «отвага» (или наглость), которая толкает их на преступление? И, что для нас особенно интересно, как понимались эти загадочные термины поздним глоссатором?
Сочетание (ben) birach briatar, как кажется, не должно вызывать трудности для понимания. Оно означает буквально (женщина) «острых слов», и, видимо, под ним понималась крайне сварливая, грубая, скандальная женщина, чье пребывание в чужом доме было бы крайне тягостно для хозяев (вспомним, что речь к тому же идет о доме того, кто нанес ей травму). Однако глоссатору это простое объяснение не кажется достаточным, и он дважды (§ 32, § 34) дает к данному термину уточняющие комментарии: «то есть та, у кого есть свирепые (ранящие) слова» и «поэтесса» (! —.i. banfile). Таким образом, грубая, сварливая женщина постепенно осмысляется как носительница «магического слова» и приравнивается к поэтессе, способной особым образом оформленным словом принести вред.
Еще более интересную реинтерпретацию в ходе глоссирования получил термин bé foimrimme, переведенный Д. Бинчи как vagrant woman ‘блуждающая женщина’. В примечании к этому месту он, однако, с некоторым недоумением пишет, что «термин foimrimm на самом деле в законах обычно обозначает незаконное присвоение чужой собственности или пользование ею без ведома владельца» [Binchy 1938, 64]. Но, таким образом, словосочетание в целом должно было бы обозначать женщину, падкую на чужое добро, которое она с легкостью может присвоить, находясь в доме. Однако глоссатор понимает это совершенно иначе, вынуждая Д. Бинчи следовать за ним. Тот факт, что ленированное f давало нулевой звук, был хорошо известен и понятен уже в древнеирландский период (ср. так назывемый punctus delens в самых ранних рукописях). В составе композита, если второй элемент начинался с f-, оно вообще исчезало, например – cúlinn ‘красавица’ из cúl finn ‘волосы светлые’. Однако понимание данного феномена давало возможность проводить в свою очередь особые псевдоэтимологизации и реконструкции, основанные на «достраивании» якобы утраченного, а на самом деле – неэтимологического f. Так, например, появилось слово fordnasc ‘кольцо, перстень’ из ord ‘большой палец руки’ и nacs ‘звено цепи, кольцо’ (отчасти под влиянием близкого по значению fainne ‘кольцо, украшение’). Аналогичным образом из fer i ‘человек тисса’, который появился из тиссовых зарослей, появился fer fi ‘человек яда’, поскольку музыка, которую он исполнял способна была сеять раздор.
Среднеирландским глоссаторам данный феномен также был знаком, и, более того, это давало им возможность «реконструировать» якобы исходную форму слова, удаляя f-, которое они могли счесть вторичным. Именно так и поступил глоссатор в нашем случае. Он отсек от слова foimrimme начальное fo-, получив при этом слово imrime, которое было им интерпретировано как генитив от слова imram ‘плавание, посещение находящегося за морем иного мира; блуждание’. Сочетание be n-imrama (u- основа, эклипсис вызван тем, что в древнеирландском bé было среднего рода, что среднеирландским глоссатором также было забыто) действительно также встречается в законах и глоссируется как meirdrech: «блуждающая женщина, то есть шлюха» [DIL–I, 167]. Однако в нашем случае глоссатор пошел по иному пути: «Эта женщина блуждает, – пишет он, – и ходит к сидам. По какой же причине не следует принимать ее? А вот по какой: они ее не дождутся и сами тогда придут искать ее в твоем доме, хоть никто их и не звал; потому лучше откупиться от нее выкупом». Так женщина, «нечистая на руку», в поздней интерпретации становится проводником между этим миром и миром сидов, опасной женщиной, о которой сказано, что она «призовет в дом демонов».