Ветер летящей зари

Постучал хвостом в дверь. А в ответ тишина, Ниф-ниф как увидел гостя, затрясся от страха и заперся на семь замков. Постучал Волк ещё раз и говорит – Эй, открывай, не тяни резину, не жуй сопли, хуже не будет. Молчит поросенок. Хорошо же – вздохнул Волк, набрал побольше воздуха и дунул. Домик, блин, и развались! Ниф-ниф давай ломиться. Волк сначала на измену сел, потом очухался и следом помчался. Бегут они, ручейки перемахивают, реки да озёра перепрыгивают, вот и избушка, а из дверей Нуф-нуф выглядывает. Семижды семь кругов сделали волк с поросенком вокруг избы – говорят, потом сто лет там конопля не росла, и вообще ничего не росло. Сжалился Нуф-нуф над братом и пустил в дом. А Волка нет. Обидно тому стало от такой несправедливости, – открывай, – говорит, – солдат ребёнка не обидит. Ниф-ниф брата толкает, тот на девять запоров дом закрывает, и гостю ответствует – Ой, те гей еси, Волк Серобрюхевич! Глаза у тебя горющие, лапы загребущие, сеяшь там, где месяц ясный не сеет, жнёшь там, где солнце красное не жнёт, разметал ты хижину брата моего, разорил дом и хозяйство его, постой теперь под дверьми!

Усмехнулся Волк, набрал воздуху в лёгкие прокуренные, от никотина жёлтые, и дунул. Стоит изба, не шелохнется, не качнётся. Ликуют поросята. На радостях сальсу танцевать начали – что б бока от стресса не опали. Усмехнулся Волк во второй раз, обернулся на сто восемьдесят градусов, и ударил хвостом слева направо и снизу вверх по диагонали… Застонала, заскрипела изба, покатились белы бревнышки в разны стороны, и пришлось поросятам снова бежать. И бежали они, куда пятачки глядят, аж пятки сверкали. А волчара жестокий за ними. Зубами щёлкает, когтями землю раздирает, дорога под ним стонет, ветер в шкуре увяз, и шум отстал на полчаса, не меньше.

Прибежали поросята к третьему брату. Пусти нас, пожалуйста, – умоляют, просят. В самое последнее мгновение, по счёту семнадцатое, отворилась дверь. Влетели поросята в дом, и стал закрывать хозяин за ними, как Волк подоспел. Подскочил и в щель тоньше самого тонкого ангельского пера, коготь вставил. И закрыть не даёт. Тут поросята навалились и на счёт три дверь закрыли. Закрыли и на замок. Хмыкнул Волк и говорит – С друзьями так не поступают! Подул на палец и на дом заодно. А кто тебя знает, – отвечал уверенный голос – Друг, враг или так…

Э, – говорит Волк – Не познакомишься – не узнаешь!

А сам, негодник, повернулся к дому задом и хвостом взмахнул.

Закашлялся волк, с хвоста шерсть клочьями, а дом стоит, не шелохнется. Делать нечего, расстегнул Волк портки, достал свой прибор и выбил дверь нахрен. Тут и сказочке бы, и поросятам конец, ан нет. Говорит третий брат, – Зря ты это сделал. А голос такой добрый, такой медовый, прямо патока, а не голос. Ощерился Волк, кричит, где вы, поросятки мои любимые, во снах перевиданные, слюнками омытые, мечты, казалось бы, недосягаемые! Он ещё долго бы так причитал, да опустилась на главу его буйную бита дерева железного. Как первый раз опустилась – узрел Волк искры электричества и окружение звёзд и планет, как второй раз опустилась – забыл волк и отца, и мать, и весь свой волчий род, а как третий раз опустилась, забыл он самого себя и упал в безмежный космос, откуда вынырнул в тело своё верёвками опутанное в кресле сидящее. Но лучше бы оставался там и по сей день, ибо увидел всех Трёх, и сказал старший из них – Ниф-ниф построил дом из соломы, Нуф-нуф из дерева, ни один не прислушался к речам мудрых, я же построил дом из камня и обломал ты, о, Волк, зубы свои, и радуйся, если уйдёшь вотще, ибо имя моё Снаф-снаф!

И тогда прикрыл хищник устало глаза свои и, повесив буйну головушку на грудь серу, сказал только – Сволочь!

И в тоже мгновение за миллионы миров, в необозримых далях автору стало жаль волка, его неприкаянности, беспутной жизни, и он решил ему помочь.

Он мой – неожиданно раздался приятный грудной голос. Все обернулись. В дверном приёме стояла девочка в краповом берете, красной кофточке, сапогах Sarkanas Kvadrats – красных резиновых и поигрывала корзинкой.

Нет! – взвизгнули поросята – он наш – угрозы, покушение на жизнь, повреждение имущества. С паршивой овцы и то шерсти минимум клок, а с этого негодяя хотя бы шкуру. Спустим шкуру и пущай валит на все четыре стороны! Так что дамочка, – Снаф-снаф ткнул жертву битой в бок – сначала мы с ним наиграемся, как следует, а всё оставшееся, так и быть, достанется вам.

И поросята глумливо захихикали.

Значит, не договоримся? – девочка выплюнула изрядно изжеванную спичку, – ну тогда, лови!

И она ловко швырнула корзинку, причём так ловко, что та оделась на голову старшего, и он ударом крепким сшиб младшего и среднего, после чего запнулся о вовремя подставленную ногу, хорошо приложился о стену и стёк на пол, оставив корзину висеть на крюке

Восстань, чучело – презрительно сказала девочка.

Волк встал вместе с креслом, поднатужился и чуть не пёрнув, разорвал путы. Девочка застегнула на тощей шее суровый ошейник и пошли они в разгорающийся день к новым приключениям, ибо бабушка ждала пирожки, а охотники соображали на троих…