– Он не любит детей, – сказал мистер Дженкинс Второй.
– Он не способен управлять детьми, – сказал мистер Дженкинс Третий.
– Я сделаю Чарльза Уоллеса счастливым, – сказал мистер Дженкинс Второй.
– Я помогу ему добиться успеха в жизни, – сказал мистер Дженкинс Третий.
Мистер Дженкинс Первый посмотрел на часы.
Мег зажмурилась. И внезапно прекратила чувствовать. Ее вытолкнуло в то измерение, где чувства не имеют значения. Если такое возможно – а если Прого прав, такое возможно. Не осталось ничего, кроме холодной проницательности, не имеющей никакого отношения к тому, что Мег привыкла называть чувствами. И ее губы произнесли как будто сами собой – холодно, спокойно, безэмоционально:
– Мистер Дженкинс Третий…
Он шагнул вперед, расплылся в торжествующей улыбке.
– Нет, это не вы. Вы не настоящий мистер Дженкинс. Вы слишком могущественны. Вас бы никогда не убрали из районной школы, с которой вы не сумели управиться, и не сделали директором начальной школы, с которой вы тоже управиться не можете.
Она перевела взгляд на мистеров Дженкинсов Первого и Второго. Руки у нее заледенели, и в животе возникло ощущение, которое обычно предшествует сильной тошноте, но Мег ничего этого не замечала, потому что пребывала в том странном месте без чувств.
– Мистер Дженкинс Второй…
Он улыбнулся.
И снова она покачала головой:
– Насчет вас я не была так уверена поначалу. Но желание сделать всех счастливыми и одинаковыми ничем не лучше стремления мистера Дженкинса Третьего всеми манипулировать. Как ни плох мистер Дженкинс, он – единственный из вас троих, кто достаточно человечен, чтобы делать столько ошибок, как он, и это именно вы, мистер Дженкинс Первый… – Тут она удивленно рассмеялась. – И за это я люблю вас! – И Мег разрыдалась от нервного изнеможения. Но она была уверена, что не ошиблась.
Воздух над школьным двором разорвали пронзительный вой и визг, а потом – холодная пустота, которая не могла быть вызвана ничем, кроме присутствия эхтров. Казалось, будто в воздухе возникает разрыв за разрывом, а потом наконец края сошлись и раны исцелились.
Настала тишина. И покой. Подул слабый обыкновенный, повседневный ветерок.
Прогиноскес материализовался снова, аккуратно расправил одно крыло за другим, открывая мириады разнообразных очей.
Мистер Дженкинс Первый, настоящий мистер Дженкинс, рухнул в обморок.
Глава седьмая
Метрон Аристон
Мег склонилась над мистером Дженкинсом. Она и не замечала, что Мевурах тоже здесь, пока не услышала его голос:
– Право же, Прогиноскес, ты мог бы сообразить, что не стоит так пугать живое существо, тем более такое ограниченное, как мистер Дженкинс.
Он возвышался между херувимом и Мег, голова его была почти вровень с крышей школы. Он улыбался и сердился одновременно.
Прогиноскес потрепетал крыльями, изображая, как ему стыдно:
– Это я от облегчения.
– Не сомневаюсь.
– А этот… э-э… мистер Дженкинс когда-нибудь перестанет быть ограниченным?
– Это очень ограниченная и ограничивающая мысль, Прогиноскес, – сурово сказал Мевурах. – Ты меня удивляешь.
Вот теперь херувим и вправду устыдился. Он зажмурил глаза и заслонился крыльями, оставив открытыми лишь три ока, смотревших на Мевураха, на Мег и на распростертого на земле мистера Дженкинса.
Мевурах обернулся к Мег:
– Дитя мое, я тобой чрезвычайно доволен.
Мег покраснела:
– Наверное, надо как-нибудь помочь мистеру Дженкинсу?
Мевурах опустился на колени прямо на пыльную землю. Его длинные черные пальцы мягко обхватили виски мистера Дженкинса. Лицо директора, обычно мучнисто-белое, сейчас сделалось серым; тело судорожно дернулось; он открыл было глаза, тут же их зажмурил и застонал.
Мег была на грани нервного срыва от напряжения и облегчения; она рассмеялась сквозь слезы:
– Мевурах, вы что, не понимаете, что для бедного мистера Дженкинса вы почти такой же страшный, как и Прого?
Она тоже опустилась на колени рядом с директором.
– Мистер Дженкинс, я здесь! Это Мег. Я знаю, вы меня не любите, но со мной вы хотя бы знакомы. Откройте глаза! Все в порядке! Нет, правда.
Директор медленно, опасливо открыл глаза:
– Мне надо обратиться к психиатру. Немедленно!
Мег заговорила мягко, будто успокаивала малыша:
– Нет, мистер Дженкинс, это не галлюцинации. Честное слово, не галлюцинации. Все в порядке. Это Мевурах и Прого. Они хорошие. И они настоящие!
Мистер Дженкинс еще раз зажмурился, открыл глаза и устремил взгляд на Мег.
– Мевурах – Учитель, мистер Дженкинс. А Прого, он… он это… херувим он.
Неудивительно, что мистер Дженкинс ей не поверил.
– Либо я схожу с ума, – слабым голосом отозвался он, – что вполне вероятно, либо мне все это снится. Ну да, конечно! Я, наверно, сплю. – Он попытался сесть и сел с помощью Мег. – Но тогда почему ты мне снишься? И почему я лежу на земле? Меня кто-то ударил? Со старших мальчишек, пожалуй, станется… – Он ощупал голову в поисках шишки. – А почему ты здесь, Маргарет? Я, кажется, припоминаю… – Он снова взглянул на Мевураха и Прогиноскеса и содрогнулся. – Они все еще тут! Нет. Я по-прежнему сплю. Почему же я никак не могу проснуться? Это сон.