Ветер плодородия. Владивосток

На другой день Будогосский с чертежниками погрузился на пароход к Муравьеву. Для окончания работ в горы пошли две экспедиции: одна с топографом Усольцевым на юго-запад, а другая во главе с хорунжим — на север, обратно к озеру Ханка для осмотра северного хребта части сухопутной границы. Все должно быть закончено в считанные дни. Корвет «Воевода» оставался, чтобы принять впоследствии обе экспедиции и идти с ними потом в залив Печели к Муравьеву.

На пароходе уже подняли пары. В кают-компании все поздравляли Будогосского с благополучным окончанием экспедиции. «Америка» пошла в залив и встала на якорь напротив двух палаток на склоне горы. Виден наш флаг на высокой мачте. Эту часть залива назвали Бухтой Экспедиции.

На другой день стали подходить корабли нашей эскадры. «Америка» перешла в глубокую Новогородскую гавань. Там же стал наш прибывший позже транспорт из Японии. Место опять иначе не назовешь, как преотличное. Бухта отличается своеобразием. Глубины хороши, пароход пришвартовался к берегу, отдав конец, который солдаты Будогосского, вытянув канат, закрепили петлей за пень. При причалах — выходы угля на поверхность. Склад угля создан самой природой. Ломка угля началась: работали команды всех кораблей.

Здесь назначен сбор эскадры. Предусматривалось, что все корабли должны собраться перед началом дальнейших действий. Это демонстрация нашей силы, наших паровых военных кораблей маньчжурам, в особенности хунчунским военным чиновникам. Тогда нашим легче будет договариваться в Хакодате. Подошел корвет из Николаевска, прибыл в Приморье от Гошкевича, русского консула в Хакодате.

Новогородскую гавань многие полагают самой подходящей, с отличными морскими качествами для основания в ней порта. С быками и продовольствием от соседей, с плодами трудов китайских переселенцев, с их всегда свежими овощами и даже фруктами. Здесь есть где строить город на торговых морских путях.

Но главным портом, и тут Муравьев не меняет мнения, положено быть Владивостоку. Он так назвал, и этим все сказано, без особых объяснений.

Дальше дело будет предоставлено ученым и адмиралам для независимого их мнения, чтобы люди науки и моря решили все сами.

Все это нужно Муравьеву. Эту ложь и лицемерие, без которых ничего и нигде не делается. Всякое независимое мнение всегда логично подготовлено. Муравьев уже подготавливал это мнение. Знал он и о целях поездки Великого князя на морские купания близ дворца королевы на острове Уайт больше, чем кто-либо.

Муравьев желал видеть команду. Опасался, не слишком ли бьют солдат. Но раз все здоровы, и то слава Богу. Уверяют, что сыты были все лето, что отряжались охотники на добычу мяса, как тут в экспедициях принято.

Вот и докажите мне, что Венюков был бы на этой должности пригодней. Впрочем, каждому свое. Михаил Иванович обследовал реки, впадающие в Уссури, перевалил водораздел, составил отличное описание края, самой его сердцевины. Откуда такая гигантская энергия в молодых людях? Муравьев съехал на берег. На биваке, встречая генерала, выстроилась у палаток команда. Настоящая военная экспедиция.

Оружие в исправности, чищено. Патроны на исходе. Недостаток продовольствия восполнили, как могли: охотились и ловили рыбу. Собаки с собой, немало помогли в дороге маньчжуры.

Строй распустили, и Николай Николаевич поговорил с людьми. Помянули маньчжур. Муравьев поинтересовался, что за базар в Хунчуне. Сегодня оттуда все время приезжают торговцы и приходят пешком. Корзинами везут овощи. Каких только нет! Быка отдают наехавшие из Хунчуна торговцы за два серебряных мексиканских доллара.

Выбрали лошадей. Муравьев и Будогосский съездили в горы: Николай Николаевич решил ознакомиться с окрестностями. Сопровождали казаки. Местами приходилось слезать с седла и отдавать повод. Фазаны всюду в кустах, в траве.

Николай Николаевич спросил, что за лианы.

— Чубушник.

Пошли дальше. Спустились на седловину. Будогосский рассказывал, как шел сюда по горам. Всюду труднопроходимые заросли орешника. Сухая почва. Потом болота. Пахотных земель очень мало.

— Почва — дресва[51]. Сверху дернина, вот смотрите, Николай Николаевич, а ниже — мелкий камень.

Константин Федорович приказал казаку копнуть лопатой, взял в горсть и показал красноватую каменистую почву, словно долбленую на заводе и перемешанную с глиной.

— Все окрестности и все хребты такие. В ненастье почва скользит, плывет под ногами, раскисает, и дорога отвратительная.

В обрыве холма видна землистая почва. Два петуха фазана убежали в заросли.

— Петухи, бывает, дерутся, как домашние! — заметил Размахнин. Взлетела стая курочек фазана, вспархивали всю дорогу.

— Их тут тысячи, — сказал Размахнин.

С этих гор виден весь залив, корабли на дальнем рейде, выход в море. С самой границы по вершине хребта будет просматриваться все. Как на ладони будет наше укрепление, порт, городок…

Повернулись лицом к солнцу. Направо Китай. Налево Россия. Какой же это может быть главный порт, когда на востоке по нему по любому месту можно бахнуть из пушки с самой границы на водоразделе, ее не переходя.