Ветер плодородия. Владивосток

— Чрезвычайно приятно видеть вас в добром здравии! С благополучным прибытием! Но зачем же вы остановились в гостинице? Ах, это грубая ошибка. Это недогляд. — Он строго глянул тигриными глазами на хозяина, а потом на Сучжан-чу. — Для вас и вашего спутника. — тут Бянь поклонился русскому приставу миссии Храповицкому, — приготовлена особая квартира, в доме богатого купца. — Бянь улыбнулся и несколько снисходительно добавил: — Торгующего опиумом.

Явная перемена. Сучжанча роль свою больше не играл. Бдительностью и игрой в секреты тут никто не занимался. Нет надобности.

Купец отвел для знатного гостя лучшую комнату в своем богатом доме. Из его обширной библиотеки были вынесены все книги, и помещение убрано богато и со вкусом. Обед Кафарову подали на новую квартиру.

…Бянь рассказал, что губернатор провинции Чжили, он же главнокомандующий войсками генерал Тянь Тин Сянь, поручил ему завтра сопровождать высокого гостя из Пекина к русскому послу. Что сам он. Бянь, часто бывает на пароходе «Америка».

Проводив Бяня. Кафаров вышел глянуть на небо. Ждать ли завтра погоды? Далеко ли придется идти к Путятину и каким-то будет море?. На безмолвных пустынных улицах ни души. Звезд не видно. Море шумело. На нем повсюду огоньки. Это стоят военные корабли. Местами они вытянуты линиями, как ночные проспекты в большом городе с многоэтажными домами.

Утром море зашумело сильней. Палладий вышел посмотреть и увидел над крышей дома, в котором он ночевал, два огромных стяга с полотнищами, развевавшимися по ветру. Хозяин пояснил, что так показывается направление ветра для парусных судов, которые вереницами движутся с моря целыми днями.

В десять часов утра хозяин и местные чиновники задали Кафарову богатый обед. Апрель на дворе, а председатель казенной палаты прислал свежих плодов.

Кафаров готов был к разговору о политике. Чиновники спешили не упустить случай. Жаловались на грубость англичан, что совершенно не хотят говорить о деле, оскорбляют китайских сановников. Что вон два их корабля пришли и встали против крепости.

Все выражали надежду, что русский посол по настоянию Кафарова образумит англичан и убедит их.

Ясно, что чиновники представляли цель приезда Кафарова по-своему, что тут на него возлагали слишком большие надежды, и это удручало отца Палладия. Он сознавал, что вряд ли просьбы добрых его хозяев смогут быть выполнены.

После обеда явились два пограничных офицера и сопроводили Кафарова, Храповицкого и Бяня на берег.

Вянь заметил, что Кафаров поглядывает на английские канонерки.

— Генерал Тянь Тин Сянь говорит, что может в любое время отдать приказание открыть стрельбу и потопить эти корабли, но он миролюбив… — уверял Вянь.

«Не очень-то верится», — подумал Кафаров.

Берег моря низок, почти в уровень с водой. В отлив обнажился ил.

Увязая по колено, матросы протащили лодку с пассажирами и вытолкнули на воду. Ополоснули голые ноги, забрались в нее и взялись наваливаться на весла. На рейде стояла джонка. Кафаров и Храповицкий поднялись на нее следом за Бянем и пограничными офицерами. Рассекая мутные волны, джонка пошла.

Вот и они! Справа по борту надвигаются две английские канонерки. Стоят носами против течения на якорях. Матросы выстроены на палубах, им что-то объясняют.

На корме джонки был спуск в трюм, похожий на колодец. Бянь сказал, что не хочет попадаться на глаза англичанам, и спустился под палубу.

А вдали в синем море завиднелись красные кожухи колес парохода «Америка».

После семи лет, проведенных в Пекине, сердце Палладия сильно забилось, когда увидел он над бортом русского парохода длинный и тесный ряд русых голов своих соотечественников.

Рулевой указал на человека в сером сюртуке и сказал:

— Русский посол.

С парохода спущен бронзовый трап. На палубе Кафаров и Храповицкий сразу были окружены земляками. Путятин, на вид строгий и серьезный человек, подошел под благословение.

Все тут! И архимандрит Аввакум, несравненный друг любезный сердцу и душе Палладия, и капитан, и офицеры, дипломаты и матросы, все свои.

Джонка с Бянем ушла к берегу.

В кают-компании все уселись за большим столом. Разговор сразу пошел о деле.

Евфимий Васильевич сказал, что до сих пор нет ответа из Пекина на его письма и что Кафаров прежде всего должен способствовать получению на них ответа.

Отец Палладий впервые видел Путятина. Человек лет пятидесяти, с лицом, которое, как ему показалось, не выражало никакого чувства, с длинным подбородком, с серыми строгими глазами. Серые торчащие уши, спокойный и безразличный голос — все вместе с первого взгляда производило сильное впечатление.

«Обрисовалась мне особа с характером стойким, умом изобретательным, но, видимо, при этом чувствительным и переменчивым, безделица могла его встревожить и возбудить раздражение» — так записал потом в своем дневнике Кафаров.

Выждав, когда посол стихнет, отец Палладий начал с того, что пекинское правительство с ведома богдыхана дало ему два поручения, о которых он обязан доложить графу.