Ветер плодородия. Владивосток

— Пароход «Америка» пошел вверх по Хай Хэ… Посол Путятин взял с собой посла и главнокомандующего Англии. Победа огромная!. Но знаете, поезжайте в Китай, зайдите в любую из миллиона его деревушек и спросите, что случилось, какая и где была война. Вам ответят: «Разве идет война, разве что-то случилось?» — «А разве вы не знаете?» — «Ах да… где-то кто-то вылез на берег и кого-то убили… Да, может быть. Как далеко?» — «Пятьдесят ли от вашей деревни». Нет! — вскричал Вунг. — И за пятьдесят, и за десять ли никто не чувствует поражения Китая. Только те страдают, в чей дом попала бомба или кого ограбили. Поэтому поражение полное. Это, конечно, так. Но Китай не пострадал. И ничего не почувствовал. Без моего сына англичане не смогли бы добиться успеха. Без помощи китайцев нельзя рассчитывать на удачи в будущем. Элгин хочет взять Пекин. Он заявляет, что там гнездо злодеев: до них как добраться? Вы не знаете? Не поможете ли вы?

— Вы на что нас подбиваете, мистер Вунг! Мы служим своему императору. Его Величество состоит в дружбе и во взаимно вежливой переписке с богдыханом Поднебесной империи.

Примерно в таких словах перевел Алексей возражение Пушкина, несколько сбиваясь с их резкого смысла.

— Как хороша вода со льдом, успокаивающая вода! Вы брали в горной холодной реке?

— Да.

Пушкин вернул разговор к делу, спросил, что в Даго.

Вунг начал рассказывать о происходивших сражениях, и речь его стала пылкой. Но тень горечи заметна, хотя Вунг гордился победой. Значит, действительно китайскому сердцу больно.

В любом деле Вунг честен до мозга костей, как полагал Сибирцев. Только с китайским патриотизмом у него концы с концами не сходятся, что, впрочем, приносит ему странные, но гигантские доходы.

— Видеть такое унижение и падение Великой империи! Нас упрекают, что в стране господствуют иноземцы. А чем лучше китайцы? Кому, как не вам, я могу признаться в этом, Алексей? Александр… Мой родной сын хочет стать англичанином. Что хорошего! У меня маленький внук, едва говорит, а уж тянется не к отцу и матери, а… ко мне. А увидит молодого рослого европейца, возьмет его за руку и говорит: «Папа, папа».

— А что же Эдуард?

— Ах… Эу… Ему совершенно все равно… Разве это китайский отец. Эдуард настоящая обезьяна! Во всем хочет походить не на китайца: по примеру англичан он не обращает на детей никакого внимания. Вся забота о мальчике на мне и на матери! У меня банк, бизнес, пароходство. А я сам нянька! Китайская нянька — лучшая в мире, как и китаец-прачка. Моя невестка из семьи, известной высокой образованностью. Она английской школы, воспитанница дочери губернатора Гонконга сэра Джона Боуринга, моя любимица. Вы знаете… Вы знаете, какая это высокая семья, какие нравственные устои… были внушены моей невестке ее наставницей мисс Энн Боуринг. Какая высокая нравственность!

— Да, да… Конечно. — несколько смешался Алексей и почувствовал, что лицо его становится горячим. Ему очень хотелось спросить про Энн. Где она, что с ней, но язык не поворачивался.

— Вы помните? Ах, что я говорю! — И Вунг добавил по-русски: — «Мало-мало старика, мало-мало дурака!» Но мальчику нужен отец. А его отец бог знает где! А вон, кстати. Ляодун опять виден. Англичане заняли там бухты и будут держать их до капитуляции Пекина. Там красиво! Порты среди гор, а не на реках, как на Янцзы, на Хай Хэ и на Жемчужной. Англичане дали бухтам названия. Называют именами своих лейтенантов и капитанов… Будут держать, пока Пекин не уступит.

— А как зовут вашего внука? — спросил Пушкин.

— Джон. Он, конечно, крещен. Джон Вунг. Но что странно, мальчик не похож на китайца. Неужели такая перемена может быть в детях от знания матерью и отцом иностранного языка? В моем роду растет ханьжи — китаец, но новой породы, бел лицом, как человек с севера. Европейские ученые доказывают, что от сильных впечатлений происходят изменения в натуре человека. Приезжайте, Алеша, посмотреть на Гонконг, вам понравится. Епископ Джонсон построил новую церковь. Когда сойдете в Гонконге на пристань, спросите любого китайца, где находится новое пятиэтажное здание банка мистера Вунга. О-еха! Новый бильдинг Вунга! Конечно, там у нас жарко и душно. Здесь, на севере, прекрасный воздух… Американец из Гамбурга, ваш друг, господа, всегда говорит мне: «Передайте Сибирцеву, если встретите, пусть приезжает в Гонконг». В Гонконге вас многие ждут.

Мистер Вунг поднялся и стал прощаться.

— Так приезжайте в Гонконг, господа. Приезжайте. Алексей! Посмотрите моего внука, мою семью. Ведь в нашем доме вы всегда были своим. У англичан свой высший свет, и вы вхожи в него. Вы вхожи, а я не вхож. Со мной не сядут за обеденный стол, я китаец. Еще сто лет так будет Меня не пустят за порог клуба «Наций, спасающих Китай». А про вас они говорят, что у вас там есть свой дом и свои друзья. Но я заговорился, пора вспомнить, что у вас срочное поручение к послу Путятину. Ах, Алеша, мне еще так много хотелось бы вам рассказать.

Вунг всхлипнул и, наклонившись к уху Сибирцева, шепнул ему: «И и чжи и»[18].